ее голоса в единственную используемую гостиную – зал, в свое время предназначенный для приема гостей. Из высоких окон открывается потрясающий вид: зеленые поля колышутся на ветру, темная чаща леса, ни души вокруг.

Мама ласково берет мое лицо в ладони. На ней бриджи для верховой езды и свитер. В коротких волосах прибавилось седины, но это и понятно – прошло полгода с нашей последней встречи.

– Мальчик мой, – говорит она, сжав мне щеки. – Хотел отца до инфаркта довести?

Я обнимаю ее и чувствую, как подкрадывается привычный ужас: карабкается вдоль позвоночника, окутывает мглой. Весь дом полнится им: здесь я Дилан-мальчишка, неспортивный ребенок, не умеющий разобраться в математике, и просто нежелающий взрослеть.

– Не знаю, почему папа так расстроился, – говорю я и сажусь на диван, зловеще скрипнувший под моим весом. Викторианских времен, он набит жестким конским волосом, кончики которого колют ноги. – В любом случае сейчас у меня есть кое-какой план.

От облегчения на мамином лице сводит живот.

– Замечательно! Устроился на работу?

– Ну… не совсем, – тушуюсь я. – Зато наконец-то решил, чем хочу заниматься. Собираюсь получить степень магистра по английской литературе, потом буду преподавать.

Мама встревоженно стискивает руки.

– О, Дилан…

– Что? – почти кричу я. Так и знал – придется оправдываться. Едва открыв скрипучую входную дверь, я уже приготовился защищаться. – Что не так?

– Отец предпочел бы что-то более стабильное в плане финансов. Дилан, ты же видишь, как идут дела. – Она беспомощно обводит рукой побитые молью шторы и потеки, расползающиеся от потолка по стене. – Когда унаследуешь…

– Люк унаследует, ты хотела сказать.

– Дилан, – тихо просит мама.

Папа вычеркнул Люка из завещания, когда тот признался, что гей. Мне было десять, а Люку двенадцать. Двенадцать!

Сжимаю кулаки. Знаю, маме можно только посочувствовать – жить с моим отцом должно быть невыразимо трудно, даже если она его любит. Но я не могу простить, что она не сумела переубедить его насчет Люка. Отец общается с братом, приглашает его в гости, дает советы по бизнесу, но отказывается знакомиться с Хавьером и не оставляет сыну наследство.

– Просто иди работать к отцу, – мягко убеждает мама. – Дилан, на тебя ляжет такая ответственность…

– Элинор?

Голос отца. Я сразу же напрягаюсь.

– Я в зале! С Диланом! – Мама расправляет плечи и складывает руки на коленях.

На мгновение воцаряется тишина, затем тяжелые шаги по коридору, и отец входит в охотничьих сапогах, облепленных грязью.

Он стоит в дверях и некоторое время лишь молча смотрит на меня. Я спокойно выдерживаю его взгляд, но внутри бушует ярость, а ужас сжимает когти – вот и причина, по которой мы не виделись с мамой целых полгода.

– Рад, что ты образумился и вернулся домой, – бросает отец, отворачиваясь. – Помоги матери с ужином. А затем мы серьезно поговорим о твоем будущем.

Сейчас

Адди

В худшем случае у меня растяжение запястья. Однако добрая самаритянка Фелисити отвезла меня в травмпункт, не слушая возражений. И вот я сижу здесь, вместо того чтобы искать Деб.

Если честно, попадающиеся нам в пути добрые самаритяне уже надоели. Кевина было вполне достаточно.

– Болит, дорогая? – Фелисити гладит меня по волосам.

Она так и норовит прикоснуться ко мне. Деб бы ее возненавидела. Но где эта Деб…

В больничном отделении не протолкнуться. Только что мимо меня провезли женщину в забрызганном кровью летнем платье – словно кадр из фильма ужасов. А мужчина напротив, кажется, прижимает нос к лицу – стараюсь не представлять, что будет, если он опустит руку.

Все врачи и медсестры передвигаются исключительно бегом. Не вижу смысла тратить их время и в очередной раз пытаюсь уйти, но Фелисити и слышать об этом не хочет.

– Дождись друзей, – велит она, растирая мою здоровую руку. – Ох, а пальчики-то как лед! Причем в такую жару!

Фелисити на вид лет шестьдесят с хвостиком, и, похоже, ее главный инстинкт – материнский. Она одета в бежевую футболку и джинсы с вышитыми цветами на карманах, темные волосы заплетены в аккуратную косу.

Фелисити видела, как я споткнулась и свалилась. Не буду скрывать, зрелище было то еще: я шла по обочине и вдруг упала, раскинув руки. Хорошо хоть крайняя полоса была закрыта из-за ремонта, и меня не задавили. Конечно, я ободрала коленки и испачкала кровью штанины, и адски болит запястье, когда я пытаюсь сжать кулак или пошевелить рукой, но в целом ничего серьезного.

– Фелисити, ну честное слово! Всего-навсего растяжение, не нужен мне никакой рентген. Мне вообще помощь не нужна, я только врачей отвлекаю от работы.

Она похлопывает меня по колену.

– Тише, детка. – И говорит вслед пробегающей медсестре: – Сколько можно ждать! Кошмар! Нельзя ли побыстрее?

Закусываю губу и надеюсь, что никто нас не слышит. Снова проверяю телефон: уведомлений нет. Значит, Деб не нашлась. Бродит где-то в поле, пытается нас отыскать… Или ловит попутку до Шотландии. Или ее уже убил какой-нибудь маньяк-дальнобойщик.

– Адди?

Сердце подпрыгивает. Дилан пробирается через чужие сумки, детей и посетителей и наконец опускается передо мной на корточки.

– Ты в порядке? – спрашивает он, положив руку мне на плечо и заглядывая в глаза.

– В полном. Немного растянула запястье, вот и все. Умоляю, скажи Фелисити, чтобы она меня отпустила. Мне она не верит.

– Дилан, – представляется он и протягивает Фелисити руку. – Огромное вам спасибо, что приглядели за Адди!

– Рада помочь, – улыбается моя спасительница. – Она славная девчушка.

Дилан усмехается уголком губ.

– Всеобщее заблуждение, – ворчу я, и Дилан уже не может сдержать улыбку.

Тут я замечаю, что до странного задумчивый Маркус топчется у входа, засунув руки в карманы. Он ловит мой взгляд, и на его лице появляется выражение искреннего беспокойства.

– Все хорошо? – произносит он одними губами.

Я моргаю от удивления и слегка киваю. Маркус чуть улыбается и отворачивается в сторону выхода.

– Точно не хочешь, чтобы врач тебя осмотрел? – хмурится Дилан, рассматривая пятнышки крови на комбинезоне.

– Точно. И давай уже отсюда уйдем.

Дилан беспомощно разводит руками.

– Думаю, мы пойдем, Фелисити. Еще раз спасибо вам.

– Да ты что! Надо сделать рентген! – Она недовольно цокает языком.

– Уж если вы, Фелисити, ее не уговорили, то тут без шансов. Когда Адди что-то решила, она до последнего стоит на своем.

Видел бы он, сколько у меня в черновиках неотправленных ему сообщений. Бесчисленное количество раз я почти была готова передумать. Но в том-то и дело, что почти. Можно быть в двух шагах от решения, но если отказаться переступить черту, то никто и не узнает, как близко ты подошел.