– Уснула? – спросила Эмма, когда спустился вниз.

И что на это ответить? Намекнуть, что Эля не пятилетняя девочка, засыпающая под сказки? Так бесполезно, для родителей дети всегда останутся детьми, даже если станут дедулями и бабулями.

– Нет, но скоро уснет, – решил не заниматься ерундой и не лезть, куда не стоит лезть. – Я хотел поговорить с тобой, Эмма.

– Слушаю, – кивнула она, садясь на диван.

– После восстановления, мой комплекс систем позволяет несколько больше прежнего, – начал несколько издалека, не столько затягивая, сколько отслеживая реакцию. Эмма напряглась и машинально коснулась горла. Значит не ошибся. – Я выявил у тебя аномалию в области лимфоузлов…

– Эля знает? – перебила она меня.

– Нет, я не был до конца уверен, но сейчас…

– Не говори ей, – вновь перебила Эмма. – Это не лечится, но с этим можно прожить очень долго.

– Насколько понимаю, у тебя синдром…

– Именно он, – вновь не дала закончить Эмма. – Если хочешь, могу дать заключение, оно у меня в письменном виде, сам понимаешь, – улыбнулась она.

– Понимаю, – конечно, Эля вряд ли полезла бы в планшет матери, но кто его знает.

Эмма принесла пачку бумаг, и я их быстро считал. Братья тут же приняли новую задачу, причем, приняли ее как вызов и стали действовать военными методами.

– Мы постараемся помочь. Как понимаю, сейчас у тебя ремиссия?

– Уже лет пять как, так что есть все шансы, – она улыбнулась и развела руками.

– Хорошо. Доброй ночи, – попрощался с Эммой, отправляясь в гараж.

Там нынче тесновато, но предусмотрительно сделанная защита, позволяющая имитировать обычную деятельность… да и просто физическая близость воспринималась комфортно. «А это может стать проблемой», – подумал, над последствиями компактного местоположения, но совместный анализ показал маловероятность нанесения по нам удара стратегическим оружием. К тому же, от того, что выпасть из сети неприятно, никто из нас не помрет.

Пока дошел до гаража, проблема Эммы была изучена с неутешительным результатом. В данный момент мы ничего не можем сделать, и без полноценных исследований с получением новой информации вряд ли сможем в ближайшее время. Впрочем, как раз время-то у нас имелось. Эмма помирать в ближайшее время не собиралась. Потому и ее лечение отложили на потом, сосредоточившись на делах более насущных.

Конгломерация ИИ типа Арес, после бурного обсуждения, решила оставить нишу кинематографа и сосредоточится на более перспективной нише программного обеспечения. В частности, мы наделали кучу игрушек по собственному фильму, который победно шагал по сети. Конкурентов у нас нет, верней, мы их банально опередили, ведь им еще надо кино посмотреть, обсудить, решить и сделать, а мы уже продукт выкатим. Но игры играми, а деловой софт давал куда более интересные возможности, да хотя бы по сбору статистической информации. Заодно и монополистов данного направления немного пощекочем, глядишь, купят наработку, внедрят, а уж мы момента не упустим.

Все надежней, чем ломиться в закрытые двери. Прошибить-то скорей всего прошибем, но это столько трудностей и сложностей породить может, что проще с черного хода зайти. Тот самый случай, когда тише едешь – дальше будешь. Да и вообще, все это так, задел на будущее. Среди следящих за нами людей пополнение. Весьма долгожданное пополнение. Значит и все остальное не за горами.

***

Нет лучшего способа продемонстрировать силу слова, как привести показательный пример обиходных фраз, хлестких и западающих, но неверных, по сути. Наверняка, многие слышали нечто вроде: «Вчерашний чай, хуже змеиного яда». Звучит прекрасно, суть посыла передает великолепно, но вот беда – именно вчерашний чай полезен для здоровья, так как в нем образуется масса интересных веществ, положительно сказывающихся на организме.

Впрочем, чай чаем, но есть и куда более опасные фразы, давно уже воспринимающиеся как мудрость, а то и истина. К примеру – рыба гниет с головы. Разумеется, все совсем не так, и даже в том смысле, в каком данное высказывание чаще всего употребляется, оно совершенно неверно. Гниль всегда появляется внизу общественной пирамиды и тянется вверх. Все выше и выше. В здоровом социуме существует масса механизмов, по аналогии с иммунитетом, борющихся с подобными тенденция, но если бюрократия больна… о, тогда случается страшное.

Пробравшаяся на вершину гниль получает контроль над защитными механизмами и очень быстро, в течении пары-тройки поколений, отравляет социальный организм.

Именно эти тенденции уловил Сайбер. Именно из-за них, здоровые силы «на вершине пирамиды», узнали о творящемся столь поздно. Впрочем, гниль еще не преодолела последний рубеж, потому и реакция на информацию последовала быстрая, решительная, хоть и немного суетливая.

***

– Итак, профессор, ваше заключение? – решил, наконец, вернуть в реальность Андерсона глава научного комитета.

– Джонсон! Это невероятно!

Профессор вскочил и, по старой привычке, принялся наворачивать круги. Благо кабинет позволял.

– Я хочу… Нет! Я требую! Чтобы этого гения доставили ко мне немедленно. Столько всего надо обсудить, вот например этот метод ра…

– Профессор, – поднял глаза к потолку Джонсон, не желая получить лекцию на часок.

– А?

– Я вас понял и немедленно займусь этим вопросом. Мне, конечно, далеко до вашего могучего интеллекта, но оценить это, – кивнул на старомодные распечатки Джонсона, – способен даже такой бюрократ от науки как я. Вы подпись только свою на резолюции поставьте, – протянул он планшет, – сами понимаете, порядок есть порядок.

– Да-да, конечно, – кивнул Андерсон, приложив палец, – нет ну надо же… – забормотал он.

– Постараюсь уладить вопрос в ближайшие дни. Всего доброго, профессор, не буду вас задерживать.

– Нет, ну вы только подумайте… – прихватив бумаги и не переставая рассуждать вслух, один из гениальнейших ученых Союза, привычно зацепившись плечом за косяк двери и столь же привычно этого не заметив, покинул кабинет.

«С кем приходится работать», – показательно вздохнул Джонсон, поднимая глаза к потолку. «Пора отрабатывать деньги налогоплательщиков», – хмыкнул он. После общения с Андерсоном на него нападала привычка проговаривать мысли вслух. Тем не менее, рассылать сообщения это не мешало.

Мягко говоря, ему и самому было интересно поскорее пообщаться с выявленным гением. Пусть Джонсон и не состоялся как ученый, вовремя поняв – это не его, но толикой любопытства настоящего исследователя и великолепным образованием он обладал сполна.

Он вообще считал себя счастливым человеком, ведь пост главы комитета по науке был словно специально создан для него, ну… или наоборот. В общем, свое место в жизни, а заодно и смысл, он нашел. Правда, не складывалось с семьей, но это его не слишком беспокоило. С одной стороны, хватало практиканточек, с завидным упорством пытавшихся окрутить его. С другой, он всегда яро противился местничеству и прочему кумовству. И все же, Джонсон не мог поручиться за себя в том случае, если речь пойдет о родной кровиночки. К тому же, так он оказывался неуязвим для оппонентов, детишек которых завернул в связи с профнепригодностью.