меня. И это после всего, что я ради него сделал! Связался с этими чертовыми бабами. Они мешали ему жить, они впустили в его мир слишком много добра. Раньше он помогал мне убивать наркомана, а теперь пьёт пиво со школьницей и проституткой. Конченый ублюдок.

«Конченый ублюдок» – крутилось в голове, пока я во дворе дома Рут душил эту самую проститутку. Я держал её за шею и поднял так, что она едва доставала мысками до земли. Я был так близок к тому, чтобы покончить с ней, когда во мне словно сдвинулся какой-то рычаг. Я перестал себя контролировать. Кто-то настойчиво пытался пробиться в моё сознание. Хватка ослабла, я зажмурился, чтобы прогнать непрошенного гостя, но чувство того, что кто-то роется в моих мозгах, не проходило. Рука не слушалась меня, пальцы медленно разжались, и шлюха, схватившись за горло, упала на землю.

В следующую секунду я почувствовал острую боль в затылке и потерял сознание.

14

ОХ УЖ ЭТИ ПСИХИ

В тусклых лучах предрассветного солнца под равнодушными взглядами двух обермейстеров лежал труп Итана Хоффмана. После того, как Хейк и Вилли услышали про Рут, которую забрал домой отец, они ринулись по адресу в попытке застать её и разузнать всё про Йохана. Но там не было ни Рут, ни беглого психа. Их ждало лишь мёртвое изуродованное тело и Розмари Хоффман, так и просидевшая всю ночь на кухне, смотря в одну точку. Встав над тем, что осталось от Итана, Вилли посмотрел на напарника и сказал:

– Вызывай остальных.

– Секунду, – ответил Хейк, – я больше не совершу таких ошибок.

Он нагнулся и приложил два пальца к шее мертвеца.

– Хейк! – вскрикнул Вилли и развёл руками. – У него из живота нож торчит, а лицо – как айнтопф с томатами. Вся футболка в крови, к чему проверять, жив ли он?

Хейк тяжело вздохнул.

– Помнится, на прошлом вызове у мужчины тоже торчал нож из живота. Я не хочу снова слышать крики Лоренца.

– Ты прав, – согласился Вилли, – а теперь звони экспертам и… и Лоренцу.

В доме, куда вошли обермейстеры, видимо, пронесся торнадо. Стулья перевёрнуты, газеты и журналы разбросаны по полу, на столе – свежее пятно крови. И посреди этого хаоса на полу сидела женщина в одной пижаме, обхватив колени руками. С заплаканными лицом, синяками под глазами и взъерошенными седыми волосами.

– Розмари Хоффман? – спросил Вилли.

Она подняла на него испуганный взгляд и спустя пару секунд вскрикнула, попыталась ещё сильнее вжаться в угол, словно загнанный в ловушку зверь.

– Спокойно, спокойно, – Вилли выставил вперёд руки и медленно сел на корточки рядом, стараясь не упасть. – Всё в порядке. Мы из полиции. Помните, мы приходили к вам вчера?

Хейк налил стакан воды из-под крана и протянул Розмари. Та не обратила на это ни малейшего внимания, и Хейк сам осушил стакан.

Произошедшее напоминало ему о его матери, хотя о ней он предпочёл бы забыть. Розмари же стала раскачиваться из стороны в сторону, уставившись в пол. Из её уст доносилась только какая-то тихая песня.

– Что произошло здесь ночью? – спросил Хейк. – Кто убил Итана?

Розмари закричала и стала рвать на себе волосы – вспомнила о произошедшей трагедии, о смерти её мужа и о сбежавшей дочери.

– Хейк, твою же мать! – перебил его Вилли. – Давай не будем идти на таран. Ты же видишь, она не в состоянии.

Хейк неуверенно кивнул и налил ещё стакан воды.

– Пожалуйста, успокойтесь, – сказал Вилли. – Если можете, расскажите, знаете ли вы, где ваша дочь?

– Рут… – наконец ответила Розмари, поборов всхлипывания. – Где Рут?

– Вы не знаете?

Розмари ехидно усмехнулась…

– Она же… ушла…

И затем засмеялась: громко, заливисто, как сумасшедшая. От отчаяния.

Вилли поднялся и посмотрел на Хейка. Тот начал, словно озвучивая мысли напарника:

– Это безнадёжно. Её психике хана, – он отпил из стакана, смотря на сидящую в углу и не перестающую смеяться Розмари.

По стенам запрыгали синие огоньки, и обермейстеры услышали звук сирен. Через открытую входную дверь они увидели, как из машины вышел Райнер Лоренц, одетый по форме, и, бросив презрительный взгляд на труп у крыльца, направился к ним.

– Нам, кстати, тоже хана, – добавил Хейк.

Лоренц подлетел к ним и посмотрел так, словно был готов застрелить их прямо на месте. Взгляд пылал ненавистью, лицо покраснело, ещё чуть-чуть, и он взорвался бы. Обермейстеры представились, как положено.

– Вы… два… идиота! – тяжело дыша, сказал Лоренц. – Я вам дал три дня на поиски, и спустя один день вы мне находите не психа, а труп, который он оставил после себя!

– Ну, мы ещё не знаем, кто убил Итана, – перебил Хейк.

Лоренц перевёл на него взгляд и сделал шаг в его сторону – тому пришлось отстраниться.

– Да что ты! А кто? Шестнадцатилетняя девочка завалила родного отца? Который больше её в четыре раза?

Его крик перебила Розмари, которая снова принялась плакать навзрыд, и обермейстеры расступились, освобождая обзор Лоренцу. Тот тяжело вздохнул и попытался успокоиться.

– Фрау Хоффман, – он подошёл к ней, сел рядом и положил руку на её плечо, – вы в порядке?

Она подняла на него взгляд, но после снова уронила голову на колени.

– Ру-у-у-ут, – взвыла она, – верните мне Ру-у-у-ут.

Лоренц встал и повернулся к Вилли.

– У вас осталось меньше двух дней, чтобы разобраться с этой историей. Если к вечеру не будет никаких подвижек – пеняйте на себя.

В дом вошли медики и, взяв Розмари под руки, повели к машине скорой помощи. Проходя мимо мёртвого мужа, она не проявила совершенно никаких эмоций. Лишь уставилась перед собой, безразличная к тому, что с ней будет дальше.

***

– Хейк! – раздался громкий голос с первого этажа. – Иди сюда!

Восьмилетний мальчик аккуратно открыл дверь детской и начал медленно спускаться по лестнице.

– Хейк, чёрт бы тебя побрал! Я кому сказала?! – снова крикнули с кухни.

Замерев на полпути, Хейк увидел, как мать сидит на полу, облокотившись о стену. Точно так же, как через много лет будет сидеть Розмари Хоффман. Только если Розмари до этого состояния доведет убийство мужа и пропажа дочери, то его мать доведут алкоголь, наркотики и тот факт, что её муж оказался психопатом, теперь запертым за решёткой. Тогда на матери была лишь белая футболка, заляпанная в каком-то дерьме, и узкие джинсовые шорты. В руке зажата пустая бутылка, из которой она пыталась вылакать последнюю каплю. На столе небрежно валялся шприц и чайная ложка. Под столом – лужа пролитого алкоголя. Мать перевела затуманенный взгляд на ребёнка, в страхе стоявшего на лестнице.

– О, сыночек пришёл. Долго я тебя звать… должна?! – и провела рукой по грязным волосам.

Хейк не ответил.

– Я спрашиваю… – мать подалась вперёд, размахнулась и кинула пустую бутылку в сына. Та с оглушающим треском разбилась о перила лестницы.

Хейк заплакал. Но в восемь лет всё, что он мог сделать, это убежать и спрятаться в своей комнате, молясь о том, что мама успокоится и не причинит ему вреда.

***

Вилли жадно доедал уже второй сэндвич. Хейк сидел рядом просматривая записи с камер наблюдения с ближайших светофоров. Экран монитора был разделен на несколько квадратов: там бежали секунды тихой спокойной ночи в спальном районе. Спокойной ровно до того момента, пока на дороге что-то не промелькнуло.

– Останови, – сказал Вилли, дожевав кусок, и Хейк нажал на пробел.

На экране ничего не было.

– Что? Что ты там увидел?

– Мотай назад.

Хейк несколько раз нажал нужную клавишу, и запись отмоталась на несколько секунд.

– Да что? – он повернулся к Вилли ровно в тот момент, когда на экране снова что-то промелькнуло.

– Господи, – Вилли наспех вытер руки об штаны, отмотал ещё на пару секунд и нажал на паузу.

На дороге одной из улиц Берлина замер мотоцикл с двумя пассажирами.

– Мотоцикл, – подтвердил Вилли.

– И что нам это даёт?

Вилли увеличил изображение. За рулём, насколько он смог разглядеть на плохой записи улицы, освещённой лишь уличным фонарём, сидела девушка.