class="p1">– Как вы собираетесь содержать ребён… – он вытаращил глаза, даже не договорив. Такая мысль просто не укладывалась в его голове, это было что-то нереальное, абсурдное. Он выехал на своём кресле из-за стола, встал и начал расхаживать по кабинету. – Чёрт подери, о чем мы вообще говорим? Какого ребёнка? Ты собиралась поступать в юридический, ты помнишь это?!

Отец подошел и склонился над моей головой. От него пахло какими-то дорогими духами.

«Это ты решил, что я должна поступать в юридический! – следовало ответить ему. – Я никуда не собиралась поступать».

– Твою же мать… – он схватился за голову, расхаживая из стороны в сторону, – и что мне прикажешь делать?

Я, не поднимая головы, пожала плечами.

– Говори адрес и имя этого полудурка, – он наконец успокоился и сел за стол.

– Нет, – было первое, что я сказала, придя сегодня в этот кабинет.

– Что? – он надел очки и наклонился в мою сторону, словно желая разглядеть, тот ли человек сейчас сидит перед ним. – Адрес! Живо!

– Нет! – чуть громче сказала я.

– Сначала ты трахаешься с кем попало, а потом не отвечаешь за свои поступки?!

Я встала, желая уйти отсюда и не слышать этих криков, оскорблений и угроз. Громкий звук удара кулака по столу пригвоздил меня обратно к месту.

– Сядь! А теперь скажи мне имя и адрес!

Слова застряли где-то в горле, глаза становились мокрыми от слёз. Если я не могу пропустить его выкрики мимо ушей, то нужно уйти, убежать отсюда. Может, пожить у Леона какое-то время? Пока не придумаю, что делать дальше. Возникло ощущение дежавю. Совсем недавно я точно так же сидела перед ним, и он выпрашивал у меня адрес Леона. И если в тот раз мне удалось убежать с ним, то удастся и в этот. Отец из-под своих очков сверлил меня взглядом, а я резко встала и выбежала из кабинета. Ноги дрожали, слёзы телки ручьём, он кричал что-то мне вслед, но мне уже было всё равно.

«С кем хочу, с тем и трахаюсь! – нужно было ответить ему. – Это не твоё дело». Но всё, на что я была способна – это ретироваться с поля боя.

***

Чтобы не выглядеть в глазах родителей Рут совсем дурой, я взяла с собой Кубика. Скажу, что пришла вернуть её питомца. Так мне хотя бы будет, что сказать отцу или матери, когда кто-нибудь из них откроет дверь. Обхватив коробку двумя руками, я несла её перед собой, как несут обычно вещи, когда увольняются с работы или уходят из дома. Кубик то мирно спал в углу, то бегал из стороны в сторону, вставал на задние лапы и, опираясь передними о стенку коробки, смотрел на меня, шевелил усами. Бедный крысёныш. Он – как метафора к каждому из нас, ко мне, к Йохану, к Рут. Мы так же бегаем по своей коробке, не зная, куда себя деть. Мы так же смотрим на человека, который хоть сколько-нибудь понимает наше безумие. Надеюсь, что у нас будут хоть какие-то шансы наконец покинуть эти картонные стены.

***

Я сидела на крыльце Леона, уронив голову на руки. Этой тихой и спокойной ночью лишь свет от полной луны освещал улицы. Фонари в этом районе по каким-то непонятным причинам не работали.

У меня не было даже вещей, только мятая футболка, джинсы и босоножки.

– Лейла? – послышался знакомый голос. – Что ты здесь делаешь?

Я подняла взгляд и увидела перед собой Леона с братом. Отто выбросил сигарету и улыбнулся мне. На нём была аляповатая рубашка, которую, по всей видимости, он носит двадцать четыре на семь, порванные джинсы и спортивные кроссовки. Его дреды были собраны в хвост. Леон же здорово контрастировал по сравнению с ним – белая рубашка, деловые брюки и туфли. Я всё ещё поражалась, как эти двое могли быть братьями.

– К тебе пришла, – я пожала плечами, стараясь изо всех сил не расплакаться и не упасть ему в объятия.

Мы посмотрели друг на друга и замерли. Он не знал, что ответить. Я не знала, что ещё сказать.

– Ребят, камон, пойдемте в дом, – снял напряжение Отто. После поднялся на крыльцо и открыл входную дверь.

Леон подал мне руку, и я встала со ступенек и отряхнулась.

Как оказалось, Отто вкусно готовит. На тарелках перед нами лежал шницель из свинины, приправленный специями и зеленью. В бокалы он налил красного вина. Мы втроём сидели за столом, как любящая семья.

– Так ты, значит, беременна, – улыбнулся Отто, отправляя в рот очередной кусок мяса.

Мы с Леоном молча переглянулись.

– Ну вы даёте, ребят. Леон, надеюсь, ты позовёшь меня стать крёстным отцом.

Леон едва слышно рассмеялся.

– Конечно, Отто, – он посмотрел на меня, словно спрашивая одобрения.

– Я… – начала было я, не зная, как сказать то, что ушла из дома, сбежала от отца.

– Лей, может, тогда поживёшь у нас пока? – улыбнулся Отто и сделал глоток из бокала.

– Конечно, – ответил за меня Леон, – она останется с нами. Если ты не против.

– Я? Ты шутишь? В кои-то веки у тебя появилась девушка, живите, сколько хотите.

Я чувствовала себя ребенком, которого вырастили два отца. Но, наверное, к лучшему, что они не дали ничего сказать мне. Я была гранатой, готовой вот-вот взорваться, и любое произнесенное слово вырвало бы чеку, и я либо расплакалась бы, либо забилась в истерике.

– Спасибо, – тихо сказала я.

– А ты почему не ешь? – спросил Отто. – Я этот шницель по бабушкиному рецепту, кстати, готовил. Она знала толк в еде.

– Он превосходен, – выдавила из себя я, за всё время попробовав лишь кусочек, – очень вкусно.

– И Отто, – перебил нас Леон, который сам ещё ни разу не коснулся ужина, – если Лей будет жить с нами, то… можно тебя попросить… чтобы никаких наркотиков в доме.

Отто положил столовые приборы о стол, поднял ладони и улыбнулся.

– Я чист, братан. Сегодня отдал последнее.

Леон едва улыбнулся, удовлетворившись ответом. Я сделала несколько глотков вина.

– Тогда отлично, – сказал Леон и перевёл взгляд на меня, – постелю тебе сегодня наверху, со мной.

Мы доели ужин и, поблагодарив Отто, встали из-за стола.

– Не шалите там, ребятишки, – крикнул он вслед.

Леон лишь махнул ему рукой и пожелал спокойной ночи.

Я проснулась от громкого стука в дверь. Едва открыв глаза, увидела, как Леон обеспокоенно смотрит на меня, а после встаёт с кровати. Кто-то буквально пытался протаранить дверь в комнату. Он не успел схватиться, как в комнату ввалились три человека с оружием.

– Руки! – заорал на Леона один из нападавших.

Я закричала и, словно в детстве, хотела накрыться одеялом, спрятаться там от проблем, но поняла, как это нелепо будет выглядеть. Леон, будучи в одном нижнем белье, упёрся голым телом в стену и заложил руки за голову.

– Что происходит?! Кто вы такие?! – крикнул он, но тот человек, что стоял ближе всего к нему, размахнулся и ударил его прикладом в поясницу. Леон скорчился от боли.

Двое других, одетых в форму и бронежилеты, переворачивали комнату вверх дном. Открывали шкафы, разбрасывали вещи, скидывали на пол всё, что аккуратно стояло на полках. Я вжалась в спинку кровати, вцепившись в одеяло.

– Леон Мартинес? – спросил его один из этих солдат.

Тот лишь покачал головой.

– Вы и ваш брат обвиняетесь в употреблении и хранении наркотиков.

– Что?! – запротестовал Леон. – Тут нет никаких наркотиков. Я не…

«Я не наркоман» – хотел, наверное, сказать он, но один из нападавших, достал из своего кармана большой пакет с белым порошком.

– Что ты там сказал? А это тогда что? – тот, что держал Леона на мушке, взял у своего друга пакет, а после схватил Леона за запястье и вложил его ему в руку.

Леон пытался сопротивляться, но ещё несколько ударов прикладом окончательно лишили его сил. Он посмотрел на меня так, словно просил прощения за то, что всё это происходит в его доме.

– Понятые, – сказал один из мужчин в форме, – войдите.