Подключившись к «жучку» в офисе, я поняла, что Кобрович еще на рабочем месте. Что ж, подожду еще немного и подловлю его на выходе.

Привычным жестом разместив пистолет под курткой, так чтобы его можно было с легкостью достать в случае особой необходимости, я прибавила к своей экипировке диктофон. Показания преступника надо записывать на пленку сразу же. Чтобы, если самой наказать убивца противного не удастся, можно было обратиться в суд. Тем более магнитофонная запись теперь принимается в качестве вещественного доказательства.

Кобрович вышел из офиса приблизительно через полчаса. Он как-то воровато огляделся и пошел к своей машине. Постой, дорогой…

Я вышла из своей «девятки» и окликнула его:

— Дмитрий Игоревич!

Холеный соучредитель вальяжно развернулся, посмотрел на меня прямо-таки уничтожающе и буркнул:

— У меня нет времени!

— Зато у меня его навалом, — бросила я. — Мне нужно с вами поговорить. Давайте сядем в мою машину.

— Черт с вами, — в сердцах согласился Кобрович, поняв, что так просто избавиться от моего общества не удастся. — Но идемте в мою, мне и в самом деле ехать надо как можно быстрее.

— Ладно, — пожав плечами, согласилась я. Конечно, в машине вести беседу рискованно, маловато места для физического воздействия на собеседника. С другой стороны, и у Кобровича будут точно такие же неудобства.

Мы сели на заднее сиденье «Ауди», и Дмитрий Игоревич пронизал меня своим змеиным взглядом. Теперь я была целиком и полностью уверена в его виновности.

— Господин Кобрович, за что вы убили Илью Станиславовича Курского? — рявкнула я, положив ладонь на рукоять пистолета. Мало ли, он же может на меня броситься! И если не убьет, то покалечит.

Кобрович моргнул раз, другой. Потом на лице его воссияла не то надменная, не то насмешливая улыбка, а в глубине зрачков разгорелись ироничные огоньки.

— Это что, шоковая терапия? Новый метод? — совершенно спокойно процедил он. — Выходите из машины сию же минуту, нам не о чем говорить, — приказал Кобрович, распаляясь от собственных слов. — Или я вызову милицию!

Ну как же я забыла, он ведь знает, что я не работаю в прокуратуре! Ну ничего, дорогой, и не таких обламывали. И тихо-тихо произнесла:

— Знаете, Дмитрий Игоревич, вы зря запираетесь. У меня есть доказательства вашей виновности, и, могу поспорить, вас обязательно посадят. За преднамеренное убийство своего коллеги, Курского.

— Я, между прочим, сидел дома, у меня алиби, — парировал Кобрович. — И вам не удастся ничего доказать.

— Ха, алиби! — Голос мой источал ужаснейшую в мире насмешку. — Господин Кобрович, вашу машину и вас самого видели у аэропорта за некоторое время до убийства. Так что ваше алиби сыграет против вас же. Это называется «лжесвидетельство».

В кармане у меня бесшумно перематывался диктофон, записывая нашу дискуссию на пленку. Вот и чудесно, пусть записывает.

Кобрович вскинул голову и пронизывающе посмотрел на меня, словно пытаясь загипнотизировать.

— Я никого не убивал, — резко произнес Кобрович и повторил: — И вы ничего не сможете доказать.

— Вы уверены? — ехидно протянула я. — Я смогу доказать вашу виновность. Между прочим, на плаще Курского остались отпечатки пальцев. И мы обязательно сравним их с вашими пальчиками.

Сейчас я наглым образом блефовала. Я понятия не имела, могут ли на кожаном плаще остаться отпечатки чьих-либо пальцев. Надеюсь, Кобрович тоже не знает об этом.

А Дмитрий Игоревич оказался твердым орешком. Сильный противник, о котором я мечтала. Дура была, что еще сказать! Лучше разбираться со слабеньким сопливчиком, нежели с психически уравновешенным, сильным и властным человеком. И он заговорил спокойным тихим голосом:

— Да? Так едемте, снимем отпечатки моих пальцев, и вы их сверите. Я действительно не убивал Илью, мне это и в голову не приходило, честное слово.

Убалтывает, скотина, хочет, чтобы я потеряла осмотрительность. Тогда надеется скрутить, отвезти за город и грохнуть. И погибнет великий тарасовский детектив Татьяна Иванова в безвестности. Нет, не хочу умирать молодой! Да еще и столь бесславной смертью! Как ни странно, «загробные» мысли лишь заставили меня еще больше сосредоточиться.

— Но вы же разыскивали Курского. И вы звонили Тушнинскому.

— Вам Павел сказал об этом? — изумился Кобрович.

— Естественно, нет, — хмыкнула я. — Он сказал только, что ему звонил человек с измененным голосом.

— Зачем же мне изменять голос, чтобы позвонить Пашке? — засмеялся Кобрович. — Между прочим, я очень обрадовался, когда узнал, что Курского подвозил именно Павел. И я расспросил его лично.

Так, что-то странное. Кто же еще тогда пытался разыскать Курского? Кто звонил Тушнинскому, изменив голос?

Впрочем, какая, на фиг, разница, кто? Главное, что убийца — вот он, сидит рядом со мной, и от него исходит тонкий аромат какой-то дорогой туалетной воды. И я в конце концов расколю этого типчика. Пусть даже не надеется, что его преступление останется безнаказанным.

— Что вы делали у аэропорта? — забыв на время о нестыковке с телефонными звонками, осведомилась я.

— Ладно, черт с вами, расскажу, как все было, — не слишком вежливо и несколько утомленно буркнул Кобрович.

Странную игру он ведет!

— Ну рассказывайте, — милостиво позволила я, вся обратившись в слух. А заодно и в руку с пистолетом, чтобы быстро отреагировать в непредвиденной ситуации.

Выброс адреналина в кровь был велик, давно я не ощущала такого подъема всех жизненных сил. Сидеть напротив убийцы, в достаточно тесном и уютном салоне иномарки — есть в таком времяпрепровождении своеобразный кайф.

Кобрович не пытался напасть на меня. Видно, его останавливали моя настороженность и готовность к стремительным действиям. Ну и ладно, давай поболтаем, дорогой. Я обязательно поймаю тебя на чем-нибудь, и ты сознаешься в совершенном преступлении.

— Я и в самом деле разыскивал Курского. Потому что все было достаточно странно. Я случайно видел, как Илья садился в машину с чемоданом, понял, что он куда-то уезжает. Он решил уехать ни с того ни с сего, хотя обычно не покидал фирму без предупреждения. Конечно, у меня зародились подозрения. У кого бы они не появились, спрашивается? К тому же мы обнаружили пропажу достаточно ценных бумаг. И я хотел разобраться с Ильей.

Мне так и хотелось рявкнуть: «Короче, Склифосовский!» Потому что речь шла совсем не о том времени, которое меня интересовало. Но я себя сдерживала. Когда человек говорит, он расслабляется. Пусть Кобрович болтает, а я послушаю.

— В аэропорту я нашел Илью. Он чуть не отпрыгнул при моем появлении, мне даже показалось, что Курский чего-то сильно боится. Когда я потребовал документы, он наорал на меня, заявил, что не собирался убегать, просто не успел предупредить — горящая сделка в Москве требует его присутствия. Вручил мне бумаги. Я разозлился — Илья вел себя не слишком корректно, развернулся и пошел к машине. А вернувшись в офис, обнаружил, что Курский дал мне не все документы. Когда я узнал об убийстве, то все время вспоминал нашу последнюю встречу. И думал, что если бы был менее зол, то, возможно, все получилось бы иначе. Таня, вы не нервничайте. Я действительно не убивал Илью, мне это ни к чему, — проникновенно выдохнул Кобрович.