– Так вот почему вы не хотите брать «Мадам Помпадур»?! Вот истинная причина! – рассмеялась Екатерина. – Вы боитесь, что любвеобильный гвардеец соблазнит вашу подружку?

– Да, она же не так умна, как вы!

– Тогда едемте, спасу вашу вечную любовь, – сдалась Екатерина, скрыв ликование: наконец-то она увидит несравненного гвардейца! Ликование сменилось грустью, получается: Петр любит эту уродину – Воронцову. Чем же она, Екатерина, провинилась, что нет для нее места в его сердце. Почему? Что она делает не так или вообще не делает? Ведь союз против всех ради безопасности они столько лет поддерживают; если секретный вопрос возникает – он тут же бежит советоваться не с «Мадам Помпадур», а с супругой. Но в личном отношении не видит в ней привлекательной женщины, не ревнует, не спит с нею, список можно продолжить и дальше, только Екатерина решила не портить себе настроение и хорошо подготовиться к встрече.

В закрытую карету без гербов и опознавательных знаков она села и удивила Петра свежестью и скромным нарядом. Главное оружие – синие глаза были яркими. А волосы убраны в простую, не слишком высокую прическу.

Петр хмыкнул. Он привык к пышным нарядам Воронцовой, которые, в дополнение к объемным телесам, практически не оставляли ему места в карете или экипаже. Сейчас – с избытком: и на ногах не нужно держать эти противные обручи для юбок, от которых ни повернуться, ни придвинуться – упираются во все части тела, как ни сядь.

Едва отъехали, Екатерина шустро раздвинула занавески и стала любоваться видами, Петр присоединился, указывая на смешных людей и веселясь, передразнивая их.

В дом, где содержался граф Шверин, они приехали последними – там двор был забит каретами, что совершенно не укладывалось в понимании Екатерины: к пленному графу относились скорее как к знатному гостю.

В комнатах прохаживались военные, они сразу выстроились, чтобы быть представленными великому князю и его супруге.

«Ничего себе инкогнито! Тайную канцелярию разогнали или Шувалов спит?» – подумала Екатерина, вежливо кивая головой и вслушиваясь в хоровод военных званий, титулов, фамилий. «Орлов» не прозвучала, похожего, по известным описаниям, на гвардейца, не наблюдалось – вечер обещал быть скучным и дымным: человек восемь уже раскурили трубки, и комнату начало затягивать сизыми облаками.

Гости, забыв о присутствии дамы, принялись живо обсуждать военные кампании и сражения, а Екатерину оставили скучать. Она побродила по комнатам и решила уехать, ничего не объясняя. Ее обманули, сыграв на женском любопытстве.

«Не судьба!» – Екатерина направилась к выходу, впереди бежал чей-то денщик, чтобы крикнуть карету, а проход уже был закрыт.

Кто-то высокого, нет, пожалуй, очень высокого роста и мощной комплекции загораживал выход. На нем отлично сидел гвардейский мундир Измайловского полка. У него были большие и яркие голубые глаза… Это то, что увидела Екатерина.

«Он?! – остолбенела она, понимая, что стоящий перед нею справедливо вызывает трепет в женских сердцах. И ее сердце предательски замерло от одного взгляда на гвардейца. – Красив, как Аполлон!»

Военный поклонился и бухнулся на колено, завладев рукой великой княжны, которая утонула в теплых и мягких лапищах. Поцелуй был влажным, несколько дежурным и не произвел на Екатерину впечатления.

«Фи-и-и… И это все?!»

А вот взгляд ясных глаз магнетически притягивал и не отпускал, она купалась в его восхищении, смущалась от прочитанного нахальства и тут же все прощала и позволяла: пусть взгляд уже ее раздел, не оставив и рубашки, пусть кожу обжигает солнечное тепло – он любуется ею, он не скрывает желания обладать женщиной. Да что там желание! Екатерина поняла, что в мечтах, пронесшихся ураганом, она уже отдалась без стыда и сожаления тому, кто одним взглядом за минуту успел ее раздеть и опустошить до дна, доставив неземное наслаждение.

«Так же не бывает…» – попыталась воспротивиться и стряхнуть хмель Екатерина.

Щеки великой княгини пылали смущением, тело внезапно охватила истома, она оперлась о стену, но не забирала назад руку, продолжала смотреть и смотреть в глаза гвардейцу; отдаваться и убегать, покоряться и сопротивляться на воображаемой постели, по взаимному неуемному желанию, охватившему их обоих.

– Я восхищен вами, мадам! – наконец произнес на плохом французском языке гвардеец, голосом немного охрипшим, но сильным и приятным, вызвавшим дрожь по измученному фантазиями телу Екатерины. – Позвольте представиться – поручик Григорий Орлов!

Екатерина молчала, она была в смятении: как после такого сладостного стыда назвать свое настоящее имя?!

– Могу ли я услышать, как вас зовут? – в нетерпении Орлов покрывал пальчики поцелуями.

«Пора прекратить это сумасшествие! Мадам, возьмите себя в руки!»

– Екатерина, – решилась великая княжна.

«Если узнает, так пусть! Нет выше меня по положению женщины! Не отпущу от себя! Он только мой!»

– Божественное имя! Я буду теперь его все время повторять в молитвах… – Фразы гвардейцу давались с трудом, смысл не вязался с тем ореолом повесы и распутника, что вился шлейфом за героем сплетен. Но для Екатерины впервые ложь комплимента была музыкой и правдой.

Она поверила.

Она не смогла не уступить.

И он почувствовал: именно сейчас или никогда.

Женщина без сопротивления позволила увлечь себя в комнату, что была рядом. Дверь в нее мужчина распахнул ударом ноги. Так же и захлопнул, нащупав щеколду… Нет. Он не позволит никому помешать! Только не с этой незнакомкой, теплым медом растекшейся в его руках. И наконец смог припасть к ее губам, смял их, услышав сладкий призывный стон из ее груди. Потом еще один, который требовал и призывал к большему… Безжалостно рванул пышные рукава на ее платье вниз; затрещала жалобно в возмущении ткань, но Орлов не мог и не хотел остановиться, едва успевая сбросить мундир и рубашку, одной рукой поддерживая даму за тонкую талию. И вздрогнул, ощутив прикосновение ее нежных пальчиков, сначала робких, затем все более смелых, с какой-то жадностью и восторгом коснувшихся его груди… плеч… рук. Женщина прижалась к нему и возбудила бешеное желание – так красива и упруга была ее обнаженная грудь, опьянял и будоражил запах белоснежной гладкой кожи. Орлов старался успеть приласкать и грудь, передав ее губам, и плечи, и выгнутую в томлении спину… Женщина не скрывала страстного желания, она хотела ему отдаться, как и он взять ее. Быстрым движением он рванул тесемки, удерживающие пышные юбки, тайно радуясь, что давно уж не юнец, наловчился! Подхватил тонкую фигурку в белых панталонах и обрывках корсажа. Оглянулся в поисках кровати. Увидел, кинулся с добычей на ложе, замирая в восторге от легких, кусающих шею, поцелуев.

Что же это с ним?! Он давно мог взять ее, но медлил, осыпая поцелуями обнаженное и вздрагивающее тело, что томно раскинулось перед ним в ожидании, пресыщенное и изнемогающее под ласками, которыми не переставал осыпать. Он не мог насытиться ею, в ком соединились тысячи женщин, которых не познал и… не желал больше познавать. Каждый кусочек и изгиб этого тела волновал его при одном взгляде, и он вновь тянулся к нему губами. Музыкой были стоны Екатерины, смелыми, настойчивыми и возбуждающими до безумия, до отключения, до края переполнявшими, ее волшебные и обжигающие ласки. Они оба горели первобытным, откровенным огнем желанной страсти, которой не познали еще и старались оттянуть момент и получить желаемое на самом пике блаженства.