– Я хочу съездить в Верхневолжск.

Варвара Борисовна встала, поставила банку джема в холодильник, достала масленку, снова вынула джем. Аля наблюдала за этими хаотичными действиями, говорящими о сильном душевном волнении, с интересом.

– Почему ты не спрашиваешь – зачем?

– Откуда ты знаешь? – глухо произнесла мать, продолжая смотреть в холодильник, точно василиска там увидела.

Один из принципов житейской мудрости, усвоенных Алей, звучал так: не беги вперед паровоза. Не переспрашивай, не задавай лишних вопросов, не торопи события и старайся «держать лицо». Потому она сдержала крутившийся на языке вопрос и промолчала. Мама наконец-то закрыла холодильник и вышла. Ее не было довольно долго, и вернулась она торжественно. На вытянутых руках принесла тяжелый сундучок-шкатулку. Детской невыполнимой мечтой Али было порыться в этой шкатулке, нацепить на себя сверкающие бусы чешского стекла или старинную прабабушкину камею. Но мама шкатулку не давала – кроме бижутерии, хранила там и деньги, и документы, и клеенчатую коричневую бирку с надписью химическим карандашом: «Тятькина, дев., 2600 кг, 1 апр. 1980 г.», и еще что-то такое, что дочери видеть не полагалось – до поры до времени.

Из глубин шкатулки, с самого дна, Варвара Борисовна достала синюю папочку. Единственные документы памяти, единственные свидетельства того, что Анжелика появилась на свет не по вине святого духа или гипотетического моряка-подводника, хранились там.

– Я не видела такой фотографии, – хмыкнула Аля. – Это ты где? На юге?

Снимок был сделан на набережной Пицунды, и странно было думать, что где-то еще существует и набережная, и кипарисы, и тот суетливый фотограф в белой панамке, который так пылко советовал «чудесной, чудесной паре» «обняться и сблизить головы», и его грустноглазый, аляповатый попугай, быть может, тоже еще жив? Анжелика смотрит на фотографию. Крошечное оконце во времени, золотым росчерком в углу помечен год, и мать, удивительно хорошенькая, белозубо хохочет, а обнимает ее за талию высокий мужчина в белом костюме.

– Пицунда. Это я. А это твой отец.

– Кто?

В ответ Варвара Борисовна жестом фокусника извлекла из той же папки ветхий листочек, вырванный когда-то из записной книжки – с краю напечатана была буква «Я».

Аккуратный канцелярский почерк, но лихие хвостики у последних букв. Лапутин Ярослав Алексеевич, 990-960, г. Верхневолжск.

– Это мой отец? Живет в Верхневолжске? Забавно.

Варвара Борисовна ожидала другой реакции, но уже ничто не могло сбить ее с романтического настроя.

– Да. Мы познакомились в Пицунде. Не знаю, зачем он оставил мне номер телефона. Я даже не знаю, существует ли этот телефон. Никогда по нему так и не позвонила. Он даже не знает, что ты родилась...

– Почему, мам? Хоть раз...

– Он ни разу не позвонил мне. И я не стала. Я была для него курортным приключением, незначительным эпизодом...

– Фу ты, как романтично. Мам, давай не будем играть в «Москва слезам не верит». Давай позвоним. Прямо сейчас?

– Да ты что, – испугалась Варвара Борисовна, но неугомонная, несгибаемая дочь уже схватила трубку, набрала номер и прокричала:

– Але! Телефонный код Верхневолжска будьте добры!

Так же деловито она настучала по жалобно пищащим кнопочкам заветный телефон и стала слушать гудки.

– Набранный номер не существует, – оповестил ее механический женский голос.

– За столько лет телефон мог измениться. Мам, это ничего не решает. Ты мне дай эту бумажку и эту фотографию, ладно? Есть еще вещественные знаки невещественных отношений?

– Вот... И вот.

Варвара Борисовна положила перед дочерью котенка, кое-как слепленного из ракушек, и крошечную сувенирную бутылку армянского коньяка.

– Надо же, коньяк-то из трехзвездочного стал элитным, – хмыкнула Анжелика и одним движением скрутила пробку. – Давай, мамуль, за счастливое воссоединение семьи!

Верхневолжск оказался городом большим и скучным. В гостинице, выкрашенной неактуальными синим и желтым, было холодно и чисто. Усталая коридорная, худенькая женщина с добрыми глазами, выдала Анжелике постельное белье и талоны на питание в кафе.

– Там только в девять откроется... Хотите чаю?

У нее в комнатке заходился-кипел электрический чайник, чашки были праздничные, розовые с золотом, и лимонные сухари в плетенке. Утомленная поездной тряской Аля согласилась.

– Вы на конференцию приехали? – поинтересовалась коридорная.

Анжелика видела, что она устала после ночной смены, что спрашивает только из вежливости, но решила поддержать разговор.

– Нет, я по личным делам. А что за конференция?

– В университете, какая-то филологическая. Из разных городов молодежь съехалась, все у нас поселились. Гостиница-то дешевая, – пояснила коридорная, словно оправдываясь.

– А я отца ищу, – ляпнула Аля неизвестно зачем.

– Отца?

– Я его не видела никогда. Мама познакомилась с ним на курорте, понимаете.

– Что ж тут не понять...

– Я только и знаю, что фамилию, имя и телефон. Да и то сказали, что номер не существует... Девять-девять-ноль-девять-девять-шесть.

– А-а, так они изменились лет пять назад. Вместо первой девятки теперь двойку надо набирать.

– Это точно?

Анжелика заволновалась. Надо же, вовсе и не с отцом знакомиться ехала, и ляпнула просто так, а тут нате вам!

– Совершенно точно. У моей сестры телефон такой же, на девятку начинался. Да вы не переживайте так, на вас прямо лица нет!

Над столом висело зеркало, и Аля в него заглянула. Было лицо, было. Бледное только очень, и зрачки расширились так, что глаза казались черными.

– Может, он там еще и не живет, – пробормотала она.

– Через горсправку попробуйте узнать. Имя-фамилию знаете, попытайтесь.

– Лапутин Ярослав, – доложила Анжелика, словно усталая коридорная и была справочным бюро.

– Лапутин? – она удивилась так, словно ей была знакома эта фамилия, словно она всю жизнь с Лапутиным на одной лестничной клетке прожила. – Не знаю, может быть, это совпадение... Да вот вы пойдете завтракать, посмотрите. На улице, у входа в кафе.

«Посмотреть» Анжелика должна была на плакат. Большой, красивый. Российский триколор, и на его фоне – сосредоточенная физиономия мужчины. А подпись была такая: «Ярослав Лапутин. Кандидат в депутаты Верхневолжской областной Думы по 17-му избирательному округу. Честность, порядочность, ответственность». Здравствуй, папочка!

На завтрак в кафе подали резиновый омлет и жидкий кофе. Но это не испортило настроение дочери кандидата в депутаты, почти невесты миллионера. У нее была своя программа, и программа эта в отличие от предвыборных обещаний подлежала немедленному претворению в жизнь. Во-первых, конечно, конференция. Ныне покойная хозяйка заветного девайса была профессором филологии, преподавала в местном университете. Значит, стоит наведаться на открытие конференции, поспрашивать там, покрутиться. Наверняка можно что-то узнать о ее дочери. Во-вторых, стоит поискать папеньку. Чем черт не шутит, а вдруг он рад будет повидать родное чадо? Никогда не видел, очень соскучился!