Любой, кто хотел, мог убить его безнаказанно, и его родичи не могли требовать за это никакого законного возмещения (хотя имели право мстить по личной инициативе). Теоретически никто не должен был помогать изгнаннику или прятать его. Единственным выходом для него было покинуть страну, или спрятаться в лесу, или в каком-нибудь диком месте и жить разбоем. Но на самом деле все было не так страшно. Наблюдать за исполнением приговора должны были личные враги приговоренного: им поручалось прийти, силой захватить его дом и имущество и, если возможно, убить его на месте. Если истец не мог найти желающих поддержать его в этом деле, то друзья изгнанника могли помочь ему выбраться из страны или найти себе убежище в доме могущественного покровителя, а то и вообще остаться в собственном доме, полагаясь на свою популярность среди местного населения. Конечно, если его преступление привело общественность в ужас, то у него было меньше шансов уйти. Как правило, преступников, к которым относились с презрением– воров или колдунов, занимавшихся черной магией, – ловили и казнили без лишних проволочек, как только суд выносил приговор. Однако тот, кто был приговорен за обычное убийство, вполне мог с помощью родных и друзей начать новую жизнь в другой стране.

Кстати, до XII–XIII вв. в Скандинавии практически не существовало письменных законов и все положения необходимо было запоминать. Это была обязанность лагманов, «хранителей законов», в Швеции и Норвегии и законоговорителей в Исландии. Они чаще всего и были судьями или могли давать консультации в случае запутанного дела, даже если не участвовали в суде. Как гласит «Вестгёталаг», «…лагман должен быть сыном бонда», т. е. свободнорожденным человеком, владеющим землей. Там же говорится, что ландстинг, тинг всего округа, обретал свои полномочия только в том случае, если на нем присутствовал лагман – это было гарантией того, что законы будут соблюдены. По всей видимости, подобные же установления действовали на территории всего рассматриваемого региона. В исландских сагах с большим уважением говорится о законоговорителях. Наличие такого человека на своей стороне во время ведения тяжбы часто означало успех или провал всего дела. Поэтому законоговорители должны были быть абсолютно нейтральны, склонение их на свою сторону с помощью денег или подарков во время тинга было незаконным.

Впрочем, лагманов было не так уж много, чтобы разбираться со всеми делами, особенно на альтингах, поэтому основную часть судей составляли бонды, исполнявшие и своеобразную административную функцию. В Исландии они назывались годи. Это название, обозначавшее также языческого жреца, распространявшего духовную власть на свою область – годорд, – сохранилось в Исландии и после принятия христианства. Из годордов образовывались суды четвертей, по три дюжины судей в каждой четверти. Эти судьи не только выносили решение, но и следили за тем, чтобы порядок ведения дела был соблюден. Иногда во время суда для вынесения окончательного решения каждая из сторон назначала по шесть судей, которые сообща и решали дело. Такой же порядок описывается и в «Саге о Ньяле».

В «Саге о Ньяле» защите удалось схитрить. Сразу же после объявления обвинения обвиняемый (совершивший, кстати говоря, серьезное преступление) срочно перешел в годорд другого тинга, после чего тяжба была объявлена несостоятельной, т. к. ее следовало начинать в суде другой четверти. Это дало основания для возбуждения обвинения в неправильном ведении дела, которое было передано в пятый суд.

Пятый суд – орган, имевший место, судя по всему, только в Исландии и показывающий, что тинг как правовая инстанция продолжал развиваться. В той же «Саге о Ньяле» рассказывается, что Ньяль, бывший одним из лучших знатоков законов, предложил Скафти, главному законоговорителю Исландии, в 1004 году устроить еще один суд, в дополнение к четырем судам четвертей, который разбирал бы дела «…о всяких непорядках на тинге, о лжесвидетельствах и неверных показаниях… о тех, кто давал взятки», а также «…нерешенные дела, по которым судьи в судах четвертей не смогли прийти к согласию». Таких дел, судя по сложности процесса суда, было достаточно. Для нового суда были учреждены новые годорды, а в состав суда должны были входить лучшие знатоки законов в четвертях, по двенадцать из четверти. Для того чтобы законное число судей – тридцать шесть – не нарушалось, каждая сторона перед обсуждением решения должна была вывести из состава суда по шесть судей. При этом защитник мог не отводить своих судей – тогда истец должен был вывести всех двенадцать. Характерно, что даже эта деталь могла сильно повлиять на исход дела. В «Саге о Ньяле» описан случай, когда обвиняющая сторона, имея на руках все свидетельства и доказательства, не вывела нужное количество судей (которые даже вынесли приговор) и из-за этого проиграла дело.

Таким образом, как видно из вышеприведенных примеров, тинговое судопроизводство было довольно развитым. Однако нельзя не заметить, что намерение всячески ограничить древний обычай кровной мести различными правовыми мерами предоставило участникам процесса массу поводов для «крючкотворства» (интересный пример приведен в «Саге о Храфнкеле Годи» – обвиняемый не смог отвести от себя обвинение лишь потому, что из-за толпы не услышал речи обвинителя). Не удалось решить и проблему силового решения споров. Но, несмотря на стремление решать споры правовыми способами, старые обычаи, особенно в Исландии, были еще слишком крепки в эпоху викингов. Впрочем, даже в объединенной Норвегии конунга Харальда бывали случаи, когда тяжба решалась, например, поединком. В частности, «Сага об Эгиле» рассказывает об имущественной тяжбе между двумя бондами, и в то время как суд шел своим чередом – приводились свидетели, приносились клятвы, – один из них, сам Эгиль, сказал: «Мне не нужны клятвы вместо имущества. Я предлагаю другой закон, а именно биться здесь, на тинге, и пусть получит добро, кто победит». Предложение Эгиля было законным и обычным в прежние времена. Каждый имел тогда право вызвать другого на поединок, будь то ответчик или истец. Этот же обычай можно проследить и по другим источникам. Так, в «Гуталаге» в главе «О мире тинга» говорится, что строго преследовались любые нарушения мира тинга, будь то удар кулаком и, конечно, убийство, но «…кроме случая, когда человек был убит из мести». «Вестгёталаг», в свою очередь, вообще приравнивает убийство на тинге к «злодеянию», то есть к преступлению, не искупаемому штрафом. В таких случаях человек изгонялся из страны.

Теперь рассмотрим взаимоотношения тингов и централизованной власти в эпоху викингов в Скандинавских странах. Так, говоря о Норвегии эпохи викингов, необходимо затронуть такую важную проблему, как взаимоотношения тингов и централизованной власти, начало которой было положено в IX веке стараниями конунга Харальда Прекрасноволосого. «Сага об Эгиле» показывает, что конунг соблюдал обычаи, старался не вмешиваться в ход суда и даже не имел оружия (хотя, конечно, полностью готовая дружина находилась на его стоянке). Тем не менее теперь обе стороны обращались уже не к судьям, а к конунгу. Еще более показательно, что судьи перед слушанием свидетельств по делу спрашивают у конунга, не запретит ли он их выслушивать. Наконец, когда дело коснулось одного из родственников конунга (причем все складывалось не в пользу родственника), его дружинники «…побежали к месту суда, сломали орешниковые вехи, разрубили натянутые между ними веревки и разогнали судей. На тинге поднялся сильный шум, но все люди там были без оружия». Таким образом, конунг чувствовал свою силу и при необходимости давал понять, что власть принадлежит отнюдь не тингу. В то же время он сохранял институт тингов, ведь, во-первых, они брали на себя немаловажную судебную функцию, а во-вторых, являлись старой и привычной традицией, слом которой мог восстановить против конунга слишком многих.