«Эта победа над “русской Андромедой”, как звали княгиню в Вене, была тем более приятна Александру, что он покорил любовницу самого Меттерниха, с которым у него были давние нелады».

Это исторический факт — княгиня Багратион соперничала с герцогиней Доротеей де Саган за благосклонность Александра I. Обе светские львицы поселились в одном роскошном особняке, заняв каждая свою половину. В результате сложившийся «любовный треугольник» вызывал немалый интерес у окружающих.

А ведь в Вене находилась и жена Александра, царица Елизавета Алексеевна (урожденная Луиза-Мария-Августа Баденская).

На балу у княгини Багратион она была встречена шумными комплиментами:

— Ах! Как она красива! Это очаровательная женщина!..

В ответ на это император Александр громко произнес:

— А я этого не нахожу.

Венский свет был в шоке, и царицу жалели. Впрочем, хотя Елизавета Алексеевна и имела полное право почитать себя жертвой крайне легкомысленного поведения своего супруга, она все же не была лишена определенного утешения. Дело в том, что во время Венского конгресса она вновь встретила князя Адама Чарторыйского, с которым у нее в свое время был роман[19]. Говорят, что прежняя идиллия между ними на некоторое время возобновилась.

Что же касается императора Александра, то в Вене своими похождениями он затмил всех. Когда он увлекся графиней Юлией Зичи, все зашептались: «Царь влюблен, царь потерял голову».

Но уже через несколько дней Александр «переключился» на княгиню Багратион, и об этом тоже узнала вся Вена. Княгиня была в восторге: ей удалось наконец поставить на место свою давнюю соперницу герцогиню де Саган, которая похвалялась тем, что покорила сердце императора Александра.

Различные влиятельные лица просто толкали герцогиню в объятия русского императора.

— Сделано было невозможное, — жаловался он княгине Багратион, — чтобы заставить меня быть к ней благосклонным. Ее даже посадили со мной в карету. Но все это было тщетным. Я люблю чувственные удовольствия, но от женщины я требую еще и ума.

Венские полицейские осведомители наперебой «строчили» донесения: Александр вечером отправился к княгине Багратион на извозчике. Он был в сопровождении лишь одного слуги. Он оставался у нее до двух часов ночи.

А потом практически то же самое писали о герцогине де Саган, и княгиня Багратион пребывала в неописуемой ярости.

Историк А. Е. Анисимов, говоря о княгине Багратион, делает следующий вывод всему вышесказанному: «В дни Венского конгресса 1814 года она сверкала своей божественной красотой на многочисленных балах, которыми ознаменовался этот съезд государей всей Европы. Как вспоминала графиня Э. Бернсторф, в своем великолепном салоне княгиня Багратион отплясывала русского в национальном костюме, вызывая восхищение гостей. Известно, что император Александр по приезде в Вену княгине Багратион первой нанес частный визит и танцевал с хозяйкой на балу, данном в ее доме в честь государя. По данным венской тайной полиции, Александр I бывал в доме княгини не раз, что и неудивительно — он волочился тогда сразу за несколькими известными красавицами».

//__ * * * __//

Как утверждают, интерес русского императора представляла не только красота женщин, но, как уже упоминалось, и имеющиеся у них сведения. Ведь, например, та же Доротея де Саган, герцогиня Курляндская (и герцогиня де Дино с 1817 года), родившаяся в 1793 году, была еще и любовницей наполеоновского министра иностранных дел Талейрана.

В свое время, в поисках богатой невесты для своего племянника, Талейран, бывший любовником матери Доротеи, попросил императора Александра поспособствовать браку того с Доротеей. В результате в апреле 1809 года во Франкфурте-на-Майне состоялось венчание Доротеи с генералом Эдмоном де Талейран-Перигором. Но этот брак оказался неудачным: хотя Доротея и родила четверых детей, ее муж больше занимался войной и другими женщинами.

Во время Венского конгресса, на котором дядя ее мужа представлял Францию, Доротея сблизилась с великим дипломатом.

«Несмотря на огромную разницу в возрасте (почти 40 лет), Талейран нашел в 20-летней подруге ученицу и помощницу, которой можно доверить самую секретную информацию и в конечном итоге единомышленницу и политическую союзницу. Нередко подобная связь вызывала скандал в высшем обществе, но в данном случае императорский двор в Вене безмолвствовал, понимая, что слишком многое зависит от репутации именитого дипломата. Ему были предоставлены роскошные апартаменты дворца князя Кауница, где Доротея принимала многочисленных гостей, покоряя их блеском своей красоты и туалетов, являвшихся образцом изысканного вкуса. Она умело вела переговоры, получая ценную дипломатическую информацию, а также помогала Талейрану вести тайную переписку. После завершения Венского конгресса они вместе вернулись во Францию и больше не расставались».

//__ * * * __//

Итак, во время Венского конгресса император Александр часто бывал у княгини Багратион «по вечерам и во время этих посещений, затягивавшихся до позднего часа, выслушивал интересовавшие его сообщения».

Впрочем, насколько соответствует истине то, что княгиня «состояла на секретной службе», неизвестно. Например, историк Альбер Вандаль прямо указывает на то, что Екатерина Павловна занималась дипломатическим шпионажем в пользу России. Но архивы по этому поводу хранят молчание, оставляя историкам лишь косвенные подтверждения.

У Альбера Вандаля читаем: «В открытой против нас кампании главным помощником Разумовского[20]была женщина, княгиня Багратион. Княгиня на деле играла в политике ту роль, о которой в то время мечтали многие русские дамы высшего света и в которой после нее подвизались и другие дамы. Некоторые из деятелей нашего времени могли еще видеть ее на склоне жизни и познакомиться с этой светской и дипломатической знаменитостью. Но они видели ее в то время, когда она уже пережила самое себя и являлась чуть ли не единственной представительницей того типа, который играл такую роль в дни ее молодости и ее подвигов. Она и в старости упорно держалась былых традиций и обычаев, оставаясь верной воздушным нарядам, жеманным манерам и томным позам, которые так нравились в начале XIX столетия. В 1810 году у нее был первый салон в Вене. В отсутствие мужа, который никогда не показывался на ее приемах, она собирала у себя своих приверженцев, обожателей и поклонников. В этом кружке избранников, куда не допускался ни один непосвященный, составлялось мнение и задавался тон; безапелляционно решалось, какого рода отношения считать допустимыми, с кем можно видеться и кого нужно избегать. Тут и было постановлено, что французское посольство не принадлежит к обществу хорошего тона, что слишком часто бывать в нем — значит манкировать принципами и правилами приличия, и все подчинялись этому приговору не столько из убеждения, сколько ради моды, из боязни людского мнения, порицания или насмешек. <.>