Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полковник почесал затылок и пристально посмотрел на Реарте.
— Я не могу таскаться с этой штукой туда-сюда, — сказал он. — Если ее у меня отберут, нам всем каюк.
— Может, и так. Но никто у вас ее не отберет.
— Уж так-то не отберет! Все хотят ею завладеть. Это потрясающая штука. — Он понизил голос. — Это та женщина, Эва. Идемте, покажу.
— Не морочьте меня, Моори. Вы меня не убедите.
— Взгляните на нее. Вы же человек образованный. В жизни не забудете.
— То-то и оно. В жизни не забуду. Если эта женщина здесь, увезите ее. Она приносит несчастье.
Полковник попытался усмехнуться, но не смог.
— И вы тоже поверили этой сказке? Это же мы в разведке ее придумали! Какого черта она может приносить несчастье? Это мумия, покойница, такая же, как все прочие. Идемте. Вы же ничего не теряете.
Он открыл дверцы фургона и велел солдатам выйти. Моряк растерянно сделал несколько шагов. Все больше светало — кружила мошкара, шелестели листья, гремел дальний гром. Выходя за длинную ограду, у которой стоял грузовик, сержант Гандини споткнулся и закружился, как слепая птица.
— Мы слышали, что был пожар, мой полковник, — испуганно мигая, пролепетал он.
— Ничего не было. Ложная тревога.
— Что делать с солдатами?
— Уведите их метров на сто и ждите меня.
— Там внутри какой-то странный запах, мой полковник. Я уверен, что в ящике химикаты.
— Кто его знает, что там, — взрывчатка, спирты? Никаких указаний нет.
— Есть табличка с именем. Петрона, кажется, какая-то, — сказал Гандини, удаляясь. — И даты. Что-то старинное, прошлого века.
Запах был сладковатый, еле ощутимый. Полковник спохватился, как он раньше об этом не подумал: настоящее тело пахнет, а копии — нет. А впрочем, эка важность. Копии Эвиты уже никогда не окажутся вместе с ней.
— Реарте! — позвал он.
Моряк ответил сухим покашливанием. Он уже стоял в полутьме позади Полковника.
— Вы даже не представляете себе, что это такое, — говорил Полковник, неумело отвинчивая крышку гроба. Отвертка то и дело выскальзывала у него из рук, три гайки потерялись. — Вот она, — сказал он наконец.
Он откинул саван, прикрывавший лицо Покойной, и включил фонарь. Освещенная ярким лучом, Эвита была видна строго в профиль, плоская двухмерная фигура, разделенная светом пополам, как луна.
— Кто бы мог подумать. — Капитан смущенно снова пригладил себе волосы. — Вот она, эта Кобыла, что нам испортила жизнь. Какой кроткой кажется. Кобыла. Она самая.
— Какой вы видите ее сейчас, такой она останется навсегда, — хриплым, возбужденным голосом сказал Полковник. — Ей ничто не повредит: вода, негашеная известь, годы, землетрясения. Ничто. Поезд по ней проедет, она такой же останется.
Он опустил луч фонаря. На Эвите светились фосфоресцирующие блики. Из гроба поднимались розоватые испарения.
— Она точно приносит несчастье, сукина дочь, — повторил капитан. — Смотрите, что она сделала с вами. Вы на себя не похожи.
— Ничего она со мной не сделала, — огрызнулся Полковник. — Что это вам взбрело в голову? Она не может причинить зла никому.
Слова вырывались у него совершенно бездумно. Он не хотел их произносить, они сами выскакивали. Моряк отвел глаза. Он увидел, что два унтер-офицера в караульной будке развлекаются, бросая дротики в мишень.
— Лучше увезите ее, Моори Кёниг, — сказал он.
— Вам же будет хуже, — возразил Полковник, выключая фонарь. — Вы могли бы войти в историю, а теперь не войдете.
— На черта мне нужна история. Истории не существует. Гандини вдалеке прокричал, подражая крику чайки.
Полковник, засунув в рот два пальца, ответил долгим, пронзительным свистом. Эхо разнесло эти звуки в тумане. Река была рядом, в двух шагах.
Сонные солдаты вернулись в фургон. Гандини хотел было подняться с ними, но Полковник приказал ему сесть рядом с ним в кабине.
— Едем в Главный штаб, — сказал Полковник. — Надо отвезти обратно отряд.
— И груз тоже, — предположил Гандини.
— Нет, — уверенно и высокомерно возразил Полковник. — Груз мы оставим в машине возле Службы разведки на весь день и всю ночь.
В молчании они проехали мимо гаваней. Солдат оставили в гаражах штаба и принялись колесить по пустынному городу. Им чудились тени, поджидающие их за углом, они опасались, что кто-то выстрелит в них из прихожей и захватит машину. Они ездили по авенидам, паркам, пустырям, резко тормозя на поворотах, держа маузеры на взводе, опасаясь встречи с врагом, который где-то там их подкарауливает. Поднялся ветер. Поток низких серых туч затопил небо. Они не хотели признаться, но усталость одолевала их. Наконец, делая крюки и всяческие объезды, они направились к Службе разведки.
Подъехав к зданию, Полковник обнаружил новую беду. На тротуаре, у которого он думал оставить фургон, горел ряд тонких, длинных свеч. Кто-то рассыпал вокруг маргаритки, глицинии и анютины глазки. Теперь Полковник знал, что враг не преследует его. Гораздо хуже. Враг угадал, каким будет следующий пункт назначения, и опередил его.
(Из главы XII книги «Смысл моей жизни»)
Из каких элементов построен миф об Эвите?
1) Она взлетела как метеор из безвестности маленьких ролей в радиопостановках на трон, на котором еще не сидела ни одна женщина: трон Благодетельницы Простых Людей и Духовной Руководительницы Нации.
Всего этого она достигла менее чем за четыре года. В сентябре 1943 года ее взяли по контракту на радио Бельграно для исполнения ролей великих женщин истории. Новое жалованье позволило ей переехать в скромную двухкомнатную квартиру на улице Посадас. В первых передачах она так беспощадно коверкала испанский язык, что едва не пришлось прекратить этот цикл. Елизавета Английская беседовала с сэром Уолтером Рали, а императрица Шарлотта, супруга императора Максимилиана, с Бенито Хуаресом[61], произнося слова с коробящим слух акцентом аргентинского простонародья. Быть примой актерской труппы по тем временам ровно ничего не значило в глазах общества. Для приличной публики, которая мало слушала радио, Эвита была всего лишь комедиантка, развлекавшая полковников и морских капитанов. Никто не считал ее опасной.