– Почему так поздно?

– Ему нужно время доехать, а к тому же… Должны открыть ворота Алетара.

Герцог хмыкнул. Да, должны. На расстоянии этот человек ничего не сможет сделать. Но… как же тяжко ждать! И страшно.

Приближенный словно прочел его мысли.

– Думаю, его величество сейчас не в состоянии колдовать.

– Думаете – или не в состоянии?

– Уверен. Судя по количеству выплеснутой силы, он не просто выложился до донышка, ему пришлось еще и принести немалые жертвы…

– Этими мы его обеспечили. Если гвардия не справилась… Знаете, сколько с меня сдерет их родня?

– Вряд ли они осмелятся требовать что-то с короля. Законного, поддержанного Храмом и любимого народом.

Ришард хмыкнул. В народной любви он сомневался. А «не осмелятся требовать» – это уж вовсе фантазия. Люди – они неблагодарные. Ты ради них из кожи вон лезешь, стараешься все сделать, чтобы дать им законного короля, чтобы убрать с трона нечисть… И что? Оценят?

Ага, оценят. Свои услуги и личный вклад в твою победу.

И счет выставят. До последнего медяка.

* * *

Мне было жарко.

Я горела и не могла найти выхода из круга. Чудилось, что стою среди языков пламени, они обвивают руки, ноги, шею, вцепились в волосы… Не горю, но и вырваться не могу. И – жарко. Безумно жарко.

Потом стало чуть прохладнее.

Огонь ушел, и на меня полилась вода. Дождь? Град? Водопад? Не знаю. Я слизывала с губ сладкие капли и наслаждалась их вкусом. На опаленной почве пробились цветы и травы, зашумел ветер над головой…

Я дома? Да, наверное, я дома. Не знаю. Открыть глаза нет сил.

За окном шумел дождь, я свернулась клубочком под одеялом и провалилась в тяжелый сон без сновидений.

* * *

– Что с девочкой?

– Спит.

– Вторые сутки?

– И ничего страшного. Слуги вокруг нее вьются, за мной так не ухаживают. Гвардейцы от покоев не отходят, на всех, даже на меня, такими волками смотрят – страшно становится…

– Они небось с жизнью попрощались.

– Как попрощались, так и поздоровались, дело нехитрое.

Чьи-то голоса тревожат меня, вырывают из небытия, заставляют вернуться. Я пытаюсь шевельнуться, открыть глаза, и люди рядом замирают.

– Просыпается…

Чья-то рука ложится на лоб. Она большая, приятно прохладная, и мне кажется, что от нее во все стороны разбегаются струйки холодной воды. Хорошо…

Я делаю усилие и открываю глаза.

На меня смотрят двое людей. Канцлер – и Ренар Дирот. Это его рука лежит у меня на лбу, и он подпитывает меня магией. Но я видела, я сама видела, как он умер! Так ведь не бывает!

– Я умерла?

Голос ломкий, тусклый, усталый…

– Нет. – Алонсо смотрел с улыбкой.

– А как тогда?..

– Что ты помнишь? – вопросом на вопрос ответил канцлер, присаживаясь на кровать с другой стороны. Я прикрыла глаза, пытаясь собрать мысли в кучку.

– Дворец. Помню ритуал, помню, как внизу началось что-то странное и вы ушли…

– Гвардейцы решили, что могут справиться с королем.

– И шанс у них был. – Ренар Дирот не утерпел. – Все же не абы кто, гвардия. Элитные войска, тренированные, с амулетами на все случаи жизни… Да и король был серьезно занят.

– И вы… с болтом в груди.

– Да, мне пришлось хуже, чем канцлеру.

Я поежилась. Я помнила ледяное копье, помнила, как кровь Алонсо Моринара лилась на мои руки – с таким не живут. Я могла бы его вытащить, выплеснув всю силу до донышка, но… я этого не делала. Не успела.

– Они все же ворвались в кабинет. И вы упали. А герцог потерял контроль… король был ранен.

– Да. А потом?

То, что было потом, вспоминать не хотелось. Волну огня, хлынувшую от Палача, крики умирающих… демона.

– Не помню, – соврала я.

Кажется, канцлер все понял. Он ободряюще погладил меня по руке.

– Неудивительно. Досталось тебе, надо сказать… Я и сам не помню, король рассказал. Когда меня ранило, меня спас мальчишка-гвардеец. Затащил к вам.

– А сам?

– Не уберегся. Рамон жег, не разбирая. Мы стояли насмерть. Огневики полегли все, часть гвардейцев, которая не изменила присяге, тоже, только двое выжили. Случайно. Одного ранило, второй его перевязывал, так что под заклинание Рамона они не попали…

– Топор Палача, – прошептала я одними губами.

Канцлер нахмурился:

– Не вини его, Вета. Не надо. Он увидел, что я умираю, что король ранен, и потерял контроль.

– Он не смог бы сдержать силу в пентаграмме, – заметил с другой стороны Ренар Дирот. – Рвануло бы так, что от Алетара воронка осталась бы. Глубокая.

Был ли смысл сейчас спорить? Людей не вернешь…

– Его величество – некромант. Когда люди погибли, он взял их силу и передал тебе. А ты сделала единственное, что могла, – принялась лечить.

Да, маги жизни могут лишь одно. Лечить. И я выплеснула все, отдаваемое мне, в одном целительском импульсе. Судя по всему… получилось?

– Что в городе?

– Люди выздоравливают. Болезнь уничтожена.

Я выдохнула:

– Совсем?

– Что-то еще осталось, но проклятие снято, а остальное – не опаснее насморка. Кто догадался обратиться к лекарю – выжили. Конечно, жертвы есть, но их единицы.

И все же… Сколько людей погибло из-за того, что…

– А…

Хотела спросить про заговорщиков, но не знала, можно ли. Канцлер махнул рукой.

– Вета, к тебе попозже его величество хотел зайти. Ты не против?

– Я домой хочу.

– А вот домой тебе пока нельзя.

– Почему?

– Тебе очень плохо было. В тебя влили прорву чужой и чуждой тебе силы, а ты ее переработала и пустила в дело. Ты сутки лежала, как мертвая. Мы боялись, что ты выгоришь.

Я открыла рот… и закрыла. Ничего умного в голову не приходило.

– Тебя несколько магов подпитывали энергией почти круглосуточно. По каплям, осторожно… Тебе сейчас нельзя находиться одной, обязательно кто-то должен быть рядом, чтобы поделиться силой. Если вдруг что случится.

Это я поняла.

– И что теперь?

– Останешься дней на десять во дворце, чтобы мы все успокоились, а ты выздоровела.

– А работа…

– Думаешь, господин Растум не отпустит одну из Моринаров?