– Так легко забыть, что идет война, – заметила его мать, когда они подходили к Галата. – До меня дошли слухи, что в Дарданеллах стоят британские подводные лодки, ожидающие возможности обстрелять наши корабли.

– Исход войны решится в Дарданеллах. Все силы будут брошены туда в ближайшее время.

Мадам Орфалеа вздрогнула и крепче сжала руку сына. Они шли по знакомым улицам Галата, мимо театров, кондитерских, баров и оперного театра.

Недалеко от Гран Рю мадам Орфалеа настояла на продолжении прогулки, и они пошли дальше, взбираясь по узким улочкам Пера по направлению к площади Таксим и дальше к Галатской башне. Взобравшись наверх, они остановились, любуясь видом.

– На солнце так жарко! Давай немного посидим в тени.

Они зашли в маленькое кафе, откуда открывался вид на город и торговые суда, плывущие по Босфору.

– Твоя сестра была сегодня сильно взволнована.

– Которая?

– Конечно Дилар! Она беспокоится, что Франция объявит войну Турции.

– Арман?

– Да, бедный Арман. Одно дело – воевать за свою родину, совсем другое – против страны будущей жены.

– Она хочет отложить свадьбу?

– Наоборот, хочет, чтобы она состоялась как можно скорее. Они планируют переехать в Париж, как только им выдадут разрешения на выезд.

Пришел официант и поставил на стол две крошечные чашечки с кофе и тарелочку с горкой печенья.

– Твой отец расстроен. Его злит то, что он не может воевать.

Джахан глотнул кофе, чувствуя, что мать не отрывает от него взгляда.

– Он рассказал мне о вашем разговоре.

– Правда?

– Он упомянул твою… подругу.

С порта подул сильный ветер; задирая углы скатерти, он опрокинул сахарницу. Они подождали, пока подбежавший официант закрепил скатерть зажимами и поставил новую сахарницу.

– Девушка, – начала мать, – твой отец сказал, что она…

– Армянка.

– И ты привез ее сюда? В Константинополь?

– Она по-прежнему в Трапезунде.

– Но ты собираешься привезти ее сюда?

– Да, как только смогу это организовать.

Издалека донесся гудок корабля, зонтик женщины, сидящей за соседним столиком, пролетел мимо них. Мадам Орфалеа со щелчком закрыла свой зонтик и положила его возле ног. Джахан наблюдал за ней, понимая, что это только начало.

– Джахан, – продолжила она, наклонившись к нему и накрыв его руку своей, – écoutes[40]! Твой отец – человек гордый. Гордость – это все в этой стране! Когда ты угрожал… когда говорил, что можешь оставить военную службу, чтобы жениться на этой девочке, у него перед глазами все померкло, он уже не понимал, во что верить, ради чего он так тяжело трудился. Эта война не продлится вечно. К концу этого года она закончится, ну, может быть, затянется еще на год. Я понимаю, как это бывает… Ты влюбился. Это естественно в твоем возрасте. Я знаю, сейчас для тебя только это имеет значение, но прошу тебя, умоляю… ради меня, Джахан, не предпринимай ничего сейчас. Если ты спровоцируешь отца, он совершит поступок, о котором впоследствии пожалеет, но уже ничего нельзя будет вернуть. А при его состоянии здоровья… – Она покачала головой, глаза ее неестественно блестели. – Я даю тебе слово, Джахан, когда будет подходящий момент, я поговорю с ним. Я знаю, как с ним обращаться. Je t’en pris[41], Джахан. Я прошу, сделай это ради меня.

Джахан посмотрел вниз на множество остроконечных и плоских крыш, лес мачт в заливе и перевел взгляд на железные бока огромных немецких военных кораблей. За заливом Золотой Рог виднелись мечети, минареты и башни ветрогенераторов мусульманской части города.

Мать наблюдала за ним, ожидая ответа, но разве он мог ждать? Разве мог он лишить Ануш шанса стать счастливой? Но, если он поступит так, как просит мать, у него будет союзник в сражении с отцом, а она – единственный человек, способный ходатайствовать перед ним.

Джахану оставалось лишь надеяться, что влияния доктора Стюарта будет достаточно, чтобы уберечь Ануш от бед, а требования, предъявляемые войной, будут отвлекать Ожана от развлечений.

– Хорошо, maman! Я сделаю, как ты просишь. Но не думай, что я буду ждать долго.

Мушар Трапезунд 30 июля 1915 года

Прежде чем идти в деревню, Ануш должна была отнести выстиранное белье в дом Казбека. Хусик не показывался, а его отец стоял на крыльце, четки постукивали в его руках.

Ануш отдала белье и быстро пошла в сторону деревни, поглаживая письмо, лежащее в кармане юбки. Это будет последнее письмо, которое она отправит Джахану, и последняя надежда получить ответ. Она написала обо всем без утайки, о том, что любит его, что молится о нем и о ребенке, которого носит. Теперь не осталось недосказанности.

Ануш старалась идти по тропе, тянувшейся вдоль опушки, и оставаться под укрытием деревьев. Она достала письмо из кармана и вновь посмотрела на адрес. Гран рю де Пера. Казалось, что это где-то очень далеко.

Она приложила руку к животу и почувствовала, что он стал немного выпирать из-под складок юбки. Она была худенькой, и ей все труднее становилось скрывать беременность.

В деревне сурово относились к не состоящим в браке матерям, и единственная надежда для нее и ребенка – это брак с Джаханом. Она должна его найти и рассказать то, чего он не знал. То, что хотел бы знать.

– Ануш! – Хусик выпрыгнул из-за дерева.

– Не делай так!

– Я испугал тебя?

Он увидел письмо в ее руке и вырвал его.

– Кому ты пишешь, Ануш?

– Отдай!

– Мне никто никогда не писал! Можно я возьму его себе?

– Хусик, отдай мне письмо!

Она попыталась его забрать, но он держал его так, что она не могла до него дотянуться.

– Интересно, что там написано? Может, я взгляну?

– Не вскрывай его! Не смей!

– Тогда забери его! Только сначала тебе придется меня поймать!

Он развернулся и пошел по тропе, и ей ничего не оставалось, кроме как следовать за ним.

Наконец она вышла на прямую дорогу. Ничего не было видно, только темный молчаливый лес и шпиль церкви, виднеющийся вдали.

– Хусик?

Вороны, сидевшие на ветках над ее головой, захлопали крыльями и закаркали.

– Хусик, я не в настроении в прятки играть!

Прозвучали выстрелы, птицы с шумом взвились в полуденное небо.

– Сюда!