Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ублюдки...
Он сменил магазин – и в этот момент пулеметная очередь распорола землю рядом с ним...
Странник перевернулся на спину – карты на столе! – и открыл огонь по летящему в его сторону вертолету. Странным образом обострившимся зрением он видел блистер вертолета и человека в летном шлеме с забралом за ним, за ручкой управления... и в него, в этого человека, он всадил короткую очередь, потом еще одну – из земли, по летящему вертолету. Пули «Мк262» пробили блистер, мгновенно окрасившийся красным, и вертолет потерял устойчивость, заваливаясь набок – он вел себя точно так же, как и тяжело раненный человек. Потерял устойчивость и бортстрелок в грузовой кабине, теперь ему было не до стрельбы – он схватился за ручку и думал только об одном – грохнемся или посадку все же удастся совершить? Но на сей раз фортуна изменила Страннику – одна из последних, выпущенных из пулемета пуль попала точно в него...
– Сэр... Странник ранен! Да... Странник ранен.
На экране было видно, как с большим креном уходит в сторону вертолет...
– Ублюдки...
Подполковник забыл, что румыны – союзники, теперь они ему казались худшими из врагов...
– Где второй беспилотник?
– Прибудет в район через один-ноль-майк, сэр.
– Где QRF?
– Подлетное время одиннадцать минут, они уже в воздухе, сэр.
Подполковник сжал кулаки. Он знал – пойманных снайперов в живых не оставляют...
– Может... переехать этого ублюдка бронетранспортером?
Последний из оставшихся в живых офицер, черноусый, похожий на цыгана – со злобой посмотрел на шутника.
– Заткнись.
Неизвестный лежал на животе.
– Мирча. Выстрели ему в ногу!
Солдат вскинул автомат и выстрелил. Грохнул выстрел, громкий, на фоне установившейся тишины.
– Да он дохлый...
Мирча, опустив автомат, пошел к неизвестному.
– Назад!
Солдат испуганно остановился.
– Сдвиньте тело кошкой!
Офицер тоже был в Афганистане в составе румынского миротворческого контингента. Насмотрелся на всякое, в том числе и на гранаты, которые душманы последним сознательным усилием подкладывали под себя – чтобы оставаться опасными даже мертвыми...
Нашли кошку, с третьей попытки сдвинули тело, держа его на прицеле автоматов, перевернули его на спину. Ничего...
– Он и в самом деле дохлый!
Солдаты пошли к трупу снайпера, который наделал столько дел, один из них, подойдя, злобно пнул труп ногой.
– Э, э! – Тот же Мирча, закинув свой автомат за спину, поднял трофейный автомат с глушителем и прицелом ACOG. – Чур, это мое.
– Положи! – крикнул офицер, он видел, что это американский автомат, и в душе у него было полно предчувствий самого дурного свойства.
Труп открыл глаза.
– No, it’s mine, – ответил он по-английски незадачливому Мирче и другим обступившим его румынам.
Грохнул взрыв...
Шамиль Басаев не был в России вот уже девять лет. И с удовлетворением заметил, что за это время – почти что ничего не изменилось.
Какие там доллары, какой Буденновск? Сами-то прикидываете – как может на юге «КамАЗ» пройти без досмотра все посты? Тут даже вопрос не во взятках, тут вопрос будет в том, что русские менты любят пожрать на халяву. Водяру левую везешь – если не ящик, то пару бутылок отдай. Фрукты везешь – ящик отдай. Арбузы везешь – арбуз отдай. Менты, это такие твари, им не столько взятка нужна, хотя и взятка тоже, – сколько проявленная власть над людьми, унижение водилы, который подносит – а мент еще подумает, брать или нет. Все эти менты, которые тут дежурят – они из нищих семей, их в детстве унижали, родителей унижали – вот они и отыгрываются. Как могут и на ком могут. Твари – они и есть твари, когда Ичкерия была – таких резали, как свиней.
Ничего... скоро будет.
А проехали – проще некуда. Машину милицейскую впереди поставь с мигалкой – и как нож масло все посты пройдешь. Менты – они друг друга в обиду не дают, не проверяют даже. Русский мент – он туп и глуп, но за своего любому пасть порвет. Так и проехали – и в Буденновск, и в Первомайское, и в Ростов так проедут. А потом – даст Аллах – и в Москву.
Тяжелый, пузатый «Ил-76», по документам принадлежащий румынской частной авиакомпании, а на деле – выполняющий рейсы под контролем ЦРУ США – тяжело плюхнулся на бетонку базы в Телави – бывшей советской базы, тут полоса такая есть, что даже истребителям летать можно, рыча моторами, покатился к ангарам, где его ждал тягач. По очереди – самолет заглушил все четыре мотора, к нему подцепили водило и затащили в просторный ангар – единственный на базе, который построили американцы, всем остальным, что здесь есть – Грузия и США пользовались как оставшимся от Советского Союза. Официально эта база была закреплена за грузинскими ВВС, на деле ЦРУ использовало ее как одну из своих перевалочных баз, тут же содержали и пытали пленных. Грузия, лояльная к своим новым хозяевам до клитора, как говорится – была для таких дел просто идеальным местом – Афганистан рядом, и журналистов назойливых нет.
Вот только сейчас – самолет привез отнюдь не пленных.
С металлическим скрипом поползла вниз задняя аппарель самолета – и на встречающих глянули стволы, больше десятка автоматных стволов. С этими пассажирами были проблемы – полагается при посадке сдавать оружие или, по крайней мере, разряжать его – эти же пассажиры наотрез отказались лететь без оружия, возможно, потому, что опасались попасть вместо Грузии сразу в Россию, на какой-нибудь военный аэродром и безоружными, возможно – потому, что просто привыкли летать в самолетах с оружием. Вылет задержали на полчаса, потому что командир корабля наотрез отказался везти вооруженных боевиков, и только тройная плата ему лично и двойная – остальному экипажу заставила его переменить свое мнение.
Из стоящих полукругом встречающих – у некоторых из них тоже было оружие – к самолету шагнул пожилой, с аккуратно подстриженной седой бородкой человек в темных очках. У него был шрам на лице, ему было за сорок, а выглядел он – на все пятьдесят, даже с лишком.
– Салам, Шамиль! – громко сказал он. – Выйди, я хочу обнять своего друга, которого так долго не видел!
Боевики расступились – и на аппарель шагнул такой же, как и он, седой, коренастый, вооруженный человек, глаза которого были подобны голышам из реки, черные и блестящие. Чтобы понять, что у этого человека только одна нога – надо было присмотреться, он так привык к своему протезу, что его было почти незаметно при ходьбе.