Теперь мы накренились у берега набок, и я вдруг почувствовал поток воды в ногах. И все же казалось, что мы прорвемся. Мы качнулись раз, другой и заглохли.

– О нет, – вскричала она. – Дерьмо, блядь.

Казалось, нет смысла спасать маршрутные карты, которые остались плавать на полу. Мы покинули корабль, и я сел рядом с крошечным водителем на берегу, слушая, как двигатель шипит в своей ванне. В воздухе пахло горящим деревом, но если где-то и бушевал лесной пожар, огня было не видать, и мы оказались пассивными жертвами, наблюдавшими, как сумерки глотают нашу победу. Миссис Боббсик побила комаров на своих голых ногах, а потом спросила, где прячется тот черный парень.

Я решил, что он ушел. Почему нет? Это его страна. Насколько я знал, он не умрет от голода или жажды. Он может прокормиться на этой красной земле, словно в бакалейной лавке.

Скоро нас атаковали соперники по «Редексу», и мы столкнулись с другой опасностью. Я выработал драгоценные батарейки в фонарике, пока махал им, чтобы они держались подальше от нашей машины. Конечно, они не остановились помочь нам. С тайной паникой детей, брошенных в темноте, мы смотрели на их красные габаритные огни. Они бежали от нас через хребет, их фары светили сквозь кустарник.

Позже должна была взойти луна, но когда позади нас зашумели люди, стояла кромешная тьма. Затем я почуял дыхание как с заднего сиденья. Когда я понял, что он не один, волосы на моей шее встали дыбом. Я сидел очень тихо, и наш бывший пассажир уверенно взял фонарик из моей руки, поднял капот и уставился на аккумулятор. Миссис Боббсик нервно вцепилась в меня. В тот экстремальный момент мне все еще хватало сил ощутить ее грудь, прижавшуюся к моему плечу.

– Инструменты, – потребовал мужчина.

– Не давай ему их, – сказала миссис Боббсик. – Они их продадут.

Я не хотел предавать ее, но выдал им меньший из двух наших наборов. Затем смотрел, как он выбрал подходящий гаечный ключ и снял с батареи провода.

– Что он делает? – вскричала она, хотя подошла очень близко и знала ответ.

У нас забирали аккумулятор.

– Они продадут свинец.

– Мадам, – сказал наш бывший пассажир, – мы прогреем его.

– Баххубер, – вскричала она.

Я понимал свою задачу как мужчины, но что я должен был делать? Я отдал наш фонарь «грабителю», и мы пошли вдоль ручья, а затем вниз, где должен быть биллабонг[89] во влажный сезон, но теперь там было хорошо скрываться от ветра. Здесь я различил группу черных, примерно дюжину, включая детей, сидящих у костра, и двух худосочных желтовато-бурых псов, заканчивающих ужинать.

Наш пассажир поставил свою ношу возле костра.

– Батарей плохой, – сказал он. – Нужно сделать его лучше.

Даже если бы я мог его одолеть, в этом не было смысла. Два его подельника, один всего лишь подросток, а другой – крепкий бородач постарше, явно меня не боялись. Теперь они вытащили из кустарника какие-то странные бревна, опутанные проводами. Положили их параллельно сбоку от костра, а сверху – кусок ржавого рифленого железа.

– Не позволяй им, – сказала миссис Боббсик, дергая меня за руку.

Я подумал: «Не позволять им что?»

Наш пассажир взял аккумулятор и положил его, как жертву, над огнем.

– Останови его. Вилли.

Было так приятно, что она назвала меня Вилли, но то была непрактичная просьба, и я не мог сделать ничего более мужественного, чем встать вопросительно рядом с ним.

– Лесной генератор, – сказал он мне. – Мы остановимся и починим его, лесной доктор. – Впервые он улыбнулся.

Миссис Боббсик протолкнулась поближе к огню, и ее лицо осветилось, как у Кловер, когда она говорила о Караваджо. Позже она скажет, что была напугана не только из-за аккумулятора, но из-за враждебных взглядов, смотрящих из темноты.

Когда аккумулятор «Лукас» – Лукас, Князь Тьмы, как говорится[90], – когда «Лукас» 12 вольт поместили на рифленое железо, ее плечи опали, и костер проявил глубокую усталость на ее перепачканном лице. Именно тогда двоих детишек, двух девочек, примерно пяти и десяти лет, отправили накинуть ей на плечи одеяло.

Она явно боялась грязи. Девочки в любом случае не обрушились на нее с утешениями. Они наблюдали за ней с безопасного расстояния, присев на корточки, обвив руками колени. И только когда взошла луна, бросив спутанные тени от чайного дерева на их лица, стало возможно различить их добрые намерения.

Аккумулятор наконец-то сняли с жара и поставили на землю перед нами. Нам сказали, что «он» (батарей) теперь силен, и я наконец понял, что они использовали тепло, чтобы запустить электроны.

Когда «грабитель» вернул нам аккумулятор, тот был слишком горячим, чтобы взять его в руки. Но я бросился с ним сквозь лунный свет к машине, а миссис Боббсик держалась рядом и шептала:

– Кто он? Знахарь? – спросила она. – Что дальше? Чего они хотят?

Она все так же была главной. Он знал фокус, но именно миссис Боббсик должна присоединить провода. Аккумулятор гневно заискрил, и она вдруг разозлилась.

– Ты с нами или нет? – спросила она благодетеля.

– Мы сидеть тут, – сказал он, кажется.

– Не ждать, – ответила она. – Дальше Маунт-Айза. Сильно спешить.

– Заведи его, – приказал наш пассажир, делая жест, словно запускал двигатель.

Конечно, мотор завелся, и, конечно, генератор включил фары.

– Лохи Петерсон, – сказал он и пожал ей руку.

– Айрин Боббсик, – ответила она.

Спустя час после того, как заглох наш двигатель, мы вернулись на трассу: только я, и Айрин Боббсик, и ее беленькие коленочки.

Запах гоночного автомобиля, смрад, дым, фу – вы никогда не найдете рецепта этого зловония в «Уименз Уикли», но ингредиенты включают бензин, резину, пыльцу, пыль, апельсиновую кожуру, раздавленный банан, подмышки, носки, мужское тело. Я ехала в ночи с испорченным реле-регулятором. Фары светили то ярче, то тусклее в зависимости от оборотов двигателя. Под нами была пыль двух футов толщиной. Она казалась гладкой и мягкой, но «холден» ударялся и бухал, как алюминиевая шлюпка, бьющаяся о скалы. Чудо, что подвеска не расплавилась. Порой я видела амортизаторы перед нашей машиной, раскаленные добела, светящиеся, как рентгеновские лучи. Скот появлялся из темноты, и если бы я сбила кенгуру, если бы я убила нас всех, что тогда? Что бы мои сын и дочь сказали обо мне? «Что мама о себе возомнила? Должно быть, она была эгоисткой, только о себе и думала».