Люк раздраженно вздыхает и убирает руку от моего лица.

– Если она твоя сестра, это не означает, что ты автоматически воспылаешь к ней любовью. Всему свое время, подожди немного.

Я смотрю на дом, который всю жизнь был моим, и размышляю о любви и боли, которые издавна обитали под его крышей.

Я считала «Приют викария» безопасной гаванью. Своей и маминой. Думала, мы можем запереть ворота и отгородиться от мира. Теперь я понимаю – это неправда. Я не чувствую себя в безопасности. Не чувствую себя любимой. И любящей тоже. Дом холодный. Темный. Опасный.

И тут на меня нисходит озарение. Я знаю, что делать.

Мама и Элис обедают в кухне. Мама отнимает ото рта сандвич, медленно кладет его на тарелку. Из-под ломтика серого хлеба выскальзывает кусочек маринованного огурца. Элис делает глоток кофе и откидывается на стуле.

– Мама, мне очень, очень стыдно. Прости меня, пожалуйста. И ты, Элис, тоже. Я вела себя ужасно; сама не знаю, что со мной в последнее время. – Я молчу, понурив голову. Потом спрашиваю: – Вы сможете меня простить? Прошу вас.

– Клэр, родная моя, ну конечно, сможем. – Мама встает, обнимает меня и за руку подводит к столу. – Элис?

– Что? А, да, конечно. – Сестра тоже встает и обнимает меня. – Конечно, мы тебя прощаем.

Я кротко улыбаюсь, киваю.

– Ты, видимо, права, Элис. Насчет того, что работа меня довела. Все из рук валится.

Мама отодвигает стул, усаживает меня, командует:

– Люк, налей Клэр чаю.

На Люка я не смотрю, это не нужно, я и так ощущаю на себе его тяжелый взгляд. Помедлив, Люк начинает заваривать чай, а мама тем временем говорит, как я, должно быть, устала, какой измученный у меня вид и как важно себя поберечь. Рассказывает, что они с Элис обо мне беспокоились. Вот прямо сейчас обсуждали: очень уж я взвинчена, надо бы мне, наверное, сходить к врачу.

Я с трудом удерживаюсь от возражения. Все вокруг сговорились, что ли, и решили, будто я схожу с ума? Не схожу, но спорить нельзя. Незачем подливать масла в огонь.

– Вот и я подумала… – начинаю я. – Я и правда очень устала. В общем, я договорилась с Леонардом о небольшом отпуске. – На этот раз я смотрю на Люка, но тот меня не выдает. Я продолжаю: – Мне нужно сменить обстановку. Я бы поехала навестить Надин. Надин Хоррикс, мою одноклассницу, помните? Она сейчас живет в Кембриджшире и уже давно зовет меня в гости.

– Надин Хоррикс? – переспрашивает Люк. – Надо же, призрак из прошлого. Я и не подозревал, что вы до сих пор дружите.

– Мы общаемся, и ты об этом знаешь.

Люк хмыкает – вроде бы утвердительно, – но от дальнейших комментариев воздерживается.

– Я помню Надин, – говорит мама. – Хорошая девочка. Она, кажется, медсестрой стала.

– Точно, – подтверждаю я. – В общем, я думаю к ней съездить.

Мама поглаживает мои руки:

– Прекрасная мысль, милая. А когда ты вернешься, все будет хорошо.

Я допиваю чай.

– Тогда я прямо сейчас ей напишу.

Я ухожу в гостиную, включаю ноутбук. В дверях возникает Люк, прислоняется к косяку.

– Что ты затеяла?

– Я? Ничего. Говорю же, хочу написать Надин.

– Той самой Надин, с которой ты уже два года даже рождественскими открытками не обмениваешься?

– Ну и что? Все равно она моя подруга.

– Не делай глупостей, – предостерегает Люк.

– Какие глупости, что ты?! Я просто хочу немного отдохнуть. Ведь именно это мне все вокруг советуют. Я думала, ты обрадуешься. – Я ввожу пароль от электронной почты, поднимаю взгляд на Люка, который так и стоит в дверях. – Не переживай, все хорошо.

– Хм… – только и произносит он.

Потом отлипает от косяка и уходит.

Я тут же открываю новую вкладку и загружаю сайт «Британских авиалиний».

Идея, которая зрела в моей голове с момента появления в доме полиции – и которая, похоже, брезжила в моем сознании уже не первый день, – превратилась в план. Мне нужно выяснить кое-что об Элис.

В следующие выходные я выхожу из самолета в Джексонвилле и первым делом ощущаю тепло. Начало ноября, но флоридское солнце припекает, днем температура держится не ниже семидесяти градусов по Фаренгейту[2] и к вечеру не падает.

Я заранее забронировала мотель, на машине до него совсем недалеко. Смотрю на часы, высчитываю разницу во времени. В Великобритании сейчас вечернее чаепитие. После заселения я позвоню домой, поговорю с девочками перед тем, как они лягут спать. Уезжать от них тяжело, но иначе никак. Нельзя оставаться дома и пассивно наблюдать за происходящим. Довериться я никому не могу, все считают меня чокнутой – по их мнению, я не готова делить свою жизнь с Элис и оттого психую. Но меня смущают кое-какие мелочи.

В полете я набросала список неувязок, которые будили во мне подозрения, вызывали сомнения в Элис и ее мотивах и в моей собственной нормальности.

1. Перевернутая слева направо фотография.

2. Флирт с Люком.

3. Разбитое стекло на нашем свадебном фото.

4. Обвинения Элис, будто это Ханна разбила стекло.

5. Изрезанная картина Люка.

6. Элис в моей одежде.

7. Фотография Элис и Люка.

8. Падение Дейзи.

9. История про Рому и Натаниэля.

10. Элис и Леонард в кофейне???

11. Пропажа дела Макмиллана и перенос встречи с ним – взломанная электронная почта???

Ниже заглавными буквами я написала слово…

ЗАЧЕМ????????

Деньги? – Наследство, трастовый фонд?

Любовь? – Мама? Семья?

Месть? – маме за то, что она позволила увезти Элис в Америку???

Присвоение моей жизни???!!!

Да, многовато вопросительных знаков для одной странички.

Номер в мотеле самый простой, но мне лучше и не надо. Я оплачиваю его картой «Виза». Скидываю рюкзак на кровать и звоню по мобильному домой.

Отвечает мама.

– Привет, мам, это я.

– Здравствуй, Клэр. – Заминка. – Ты как, моя хорошая? – В голосе слышно беспокойство.

– Отлично, мам, честное слово. Не переживай, пожалуйста, – успокаиваю я. – Ханна там далеко? И Хлоя? Пожелаю им спокойной ночи.

– Еще ведь рано, время чая, – удивляется мама.

Я быстро делаю подсчеты. Мама не догадывается, что я сейчас по другую сторону Атлантического океана, совсем не в том часовом поясе.