— Отужинаете, купцы заморские?

— Какие ж мы заморские? Всё тутошние.

— А у нас все, кто не из нашей деревни родом, заморские, — рассмеялся Щаслав, подрагивая пухлыми щёчками. — Сами мы Море, а соседи, стало быть, заморчане.

Тут разом плюнули на пол Старший, его жена и детки-тройняшки, что, чинно сложив ручки на коленях, сидели на лавке. Плюнули, растёрли и продолжили беседу как ни в чём не бывало.

— А что ж те заморчане, хорошие ли люди? — решила я проверить догадку.

Плевок повторился, Щаслав спокойно ответил:

— Да как хорошие? Как все. Когда подгадят маленько — козу покрасть попытаются, из чужих силков зайца выпутать, спугнуть стаю уток с нашей стороны леса. Но мы не серчаем. Всё ж соседи… Токмо они ж того… — мужик поцокал языком, стараясь подобрать слово поприличнее. Сказал бы, как думал, да рядом дети малые, что с любопытством ловят всякое незнакомое ругательство, чужие люди, к тому же, гости, любопытная баба с хитрым взглядом да жена с колотушкой.

— Заморчане? — подсказала я.

Тьфу!

— Как есть, — подтвердил хозяин дома, растирая укрупнившееся за разговор мокрое пятно на полу.

Угощали хорошо, что уж. Как ни хорохорились купцы, как ни закармливали меня жирной похлёбкой да странными на вид разносолами, от которых потом только живот пучит и всё тянет чистой водой запить, а с горячим, только что отскочившим творожком — ни в какое сравнение. Томлёная в горшочках телятина, что хозяева, не таясь, выставили на общий стол, и всех остальных убедила — остановка сделана не зря. Купцы тоже не поскупились. Отблагодарили благодетелей золотой монетой, которой бы с лихвой хватило на три ужина и на столько же ночлегов. Благодетели быстро сообразили, что хлебосольство нынче хорошо оплачивается, и вытащили из закромов кувшин хмельного мёда, голову сыра и сушёных ягод. Не бедствуют.

— Так и что, — не стесняясь, наполняя кружку медовухой, поинтересновался Радомир,

— правильно ли путь держим? Дорога проезжая тут одна. Но, кто знает, ну как отклонились и придётся вдоль реки тот мост искать?

Щаслав рукавом вытер жирные усы, поймав недовольный взгляд жены, попытался стереть пятно, не преуспел.

— А вы его присолите, — влезла я с советом. — Вмиг отойдёт.

Жена Щаслава скрестила руки на груди, вперилась в мужа недовольным взором.

— Ничего-ничего, я потом сам… постираю, — пообещал Старший, тайком пододвигая соль поближе. — Правильно вы идёте, тут, верно, дорога одна. Только мы это… Мы вас на неё не выпустим.

Толстый и Тонкий одновременно ухнули кулаками по столу: мощным и тяжёлым и хлюпеньким, тут же отдёрнутым с недовольным шипением. Охранники наши, по обычаю отселённые на дальний конец стола со снедью попроще, напряглись, но вскакивать защищать пока не спешили.

— Не пустим вас, говорю, — подтвердил Щаслав, старательно размазывая по рукаву соль. — Вы не подумайте, мы люди хорошие. Ни в коем разе силой держать не станем. Хотите — в обход, хотите — воротитесь до большого перекрёстка и там направо. Ещё один мост найдётся. Но к заморчансокму — плевок, — ни-ни!

— Да что ж это вам те заморчане сделали?! — не выдержала я.

Радомир, не зная, что ещё добавить, просто укоризненно воззрился на упрямого мужика.

— А то! — мужик вспомнил, что забыл брезгливо сплюнуть, и тут же исправил сию оплошность, — мы им, паскудам, в своё время прибрежный луг под постройки уступили, а они нам, стало быть, лесной отдали. И сговорились: они рыбу ловить станут, мы-дичь. И меняться, когда надо. И вот с прошлой весны…

— В леса ваши полезли? — понимающе кивнул купец.

— Что? — удивился рассказчик. — А, не. Что нам те леса? Мы ж и сами давно в их реке рыбу удим. Это ж так, сговор для красоты. Эти…

— Заморчане, — предупредительно подсказала жена, мысленно упрашивая богов, чтобы предыдущую характеристику тройняшки прослушали, — тьфу.

— Тьфу, — с готовностью подтвердил муж, — так они плату поставили за проход через мост! Река-то к им ближе. Дескать, они этот мост чинят, содержат, стало быть, все должны им за него платить!

— И что же, дорого выходит? — по Радомиру сразу видать — убытки в уме просчитывает.

— Да медька. И не ходим мы по их мосту. Надо больно! У нас вон своё деревце чуть пониже перекинуто. Мы по иму и ходим, ежели припрёт. Но припирает, благо, редко.

— Что-то я не понял, — Толстый думал-думал и наконец догадался, — так вам-то что с того? Ну заплатим мы медьку…

— С каждого! — в ужасе поправил Щаслав.

— Ну с каждого. Не из вашего ж кармана. И цена невелика. Пусть им, тем заморчанам.

Старший аж в лице переменился, и я вкрадчиво напомнила:

— Тьфу?

— Тьфу, — согласился он. — Невелика. Не из нашего. Что нам не идёт — пусть. Жалко, что им польза. Поэтому вот что, гости дорогие. Угощайтесь, отдыхайте, пережидайте грозу. А когда сочтёте нужным, поезжайте. Но токмо в обратном направлении, потому как к заморчанам — тьфу! — мы вас не пустим, чтобы им от вас, стало быть, доходу не было.

— А ежели мы по-своему сделаем? — Радомир нахмурился, не зная, что и думать. Вроде и не грозят ему ничем и кормят вкусно, а всё одно словно обокрали.

— Да сколь будет угодно, — легко согласился мстительный мужик, — вторые ворота на засов заперты. От диких животных. А ключик у одного меня и есть. Вокруг Моря — болота да заросли. Я ваши телеги глянул, когда под навес ставить помогал, — увязнут — и тю-тю товар. Вам токмо по дороге и можно.

— Да вы, дяденька, — со смесью восхищения и недовольства заключила я, — не Море, а самая настоящая лужа! С такими-то привычками…

— Вот так так, — пискляво разочарованно добавил Тонкий.

— Ну что насупились? Али я вас обидел чем? Не накормил? Не напоил? В дом не впустил?

Радомир надолго замолчал, задумался, потирая подбородок и пощипывая редко растущие на нём пучки волос.

— Вот что, — решил он наконец, — ты, хозяин, прав. Ты нас ничем не обидел. Стало быть, и обижаться нам на тебя не за что. Поэтому давай-ка мы с мужиками, как старые друзья, посидим вместе, — рыжий многозначительно подмигнул, указав взглядом на заветную запотевшую бутыль у окна, — в тишине да спокойствии, побеседуем. А там видно будет.

Щаслав вздохнул так печально, как может вздохнуть лишь муж, которого, вообще- то, любят и балуют, но, вот беда, выпить не дают:

— Посидеть-то мы посидим… Да вот разве получится, как старые друзья? Насухую- то?

Молчаливая супруга ненавязчиво переложила колотушку на стол. Полюбовалась, ровно ли лежит, подправила с одной стороны.

— Ничего, — обезоруживающе улыбнулся Радомир, — посидим и насухую.

В какой момент хитрые мужики успели переговорить о трёх бутылках отличнейшего крепкого вина, что покоились под шкурами ныне надёжно укрытых от дождя телег, я так и не поняла. Но все разом: и Радомир со Щаславом, и Тонкий с Толстым, и даже наши охраннички поднялись, поклонились хозяюшке за ужин и вышли за дверь.