Харчевник скинул притворное добродушие, посерьёзнел, помрачнел и разом постарел. Поднял с пола укатившуюся пробку, задумчиво покрутил, подкинул, поймал на внешнюю сторону ладони, позволил поочерёдно пробежаться по каждому пальцу и снова спрятал в кулак. Улыбнулся озорно, по-мальчишески:

— Поймал. И ты меня поймал, старый. От мудреца ничего не спрячешь. Ну, разбойничал. Было. И злости хватало и задора. А вот денег — нет. И чем больше их становилось, тем тяжелее они расходились на части. Не поделили, с кем не бывает. И даже руки я тогда замарал не впервые. Да только всякому веселью приходит конец. В разбойничьем промысле легко: прирезал подельника тихонько за углом, про него никто и не вспомнит. Но ежели кто лишку знает, тут уже не спастись. Только бежать. Я расправы ждать не стал. А ты бы стал, старый? Так что — да. И по ночам вздрагиваю. И за окрестностями слежу. С ножом токмо не в обнимку сплю — он у меня под подушкой захован. Один из них, по крайней мере. Осуждаешь? Осуждай. Всяк выживает, как может. Вы с приятелем, я посмотрю, тоже не цветочки на полянке нюхали.

— Я тебе не судья, — проскрипел жрец.

— А если бы и судья, — рассмеялся бывший тать, — я завсегда ответить готов. Но на рожон не полезу. Кто вас приголубил?

— Не по твою душу.

— А я и не говорил, что слежу только за теми, кто приходит за мной. Я вообще нынче человек мирный. Драк не люблю, знаешь ли. После них пиво плохо продаётся, потому как те, кто выжил, сидят по домам и носа не кажут.

Старик опёрся двумя руками на палку, положил сверху морщинистый подбородок и крепко задумался, постукивая посохом в такт невесёлым мыслям. Наконец, решил:

— Не твоего ума дела. Поставим молодца на ноги и вся недолга. А тебе только богов о защите просить.

— Стало быть, есть, от чего защищаться? — выхватил Светолик самую важную часть.

— Есть. Но не тебе. И даже не твоей деревне. Они пойдут к столице, если она… Если не случится чуда. И вы ничего не сможете поделать. Прячьтесь, когда придёт час. Просто не выходите из домов, и вас не тронут.

— Прятаться я умею, — разбойник скрестил руки на груди, — но только за тем, чтобы выскочить из укрытия и разом всех порешить. Не хочешь говорить — не надо. Сами управимся, без детей и стариков.

Белогость хрипло захихикал:

— Без стариков, как же…

— Где его жена? — внезапно спросил харчевник.

Волк развёл руками:

— Сами ищем.

— Она хоть живая, али ты парня за нос водишь?

— Живая, — прохрипел со скамьи Серый.

Ещё более растрёпанный, чем обычно, со впалыми глазами, с трудом двигающийся из-за неудобных, наложенных, хоть и опытной рукой, но торопливо, вкривь и вкось повязок, он сел, опираясь на уцелевшую мелко подрагивающую руку.

— Лежал бы, — заметил Светолик.

— Она живая, — повторил Серый. — и надо её найти. Она…бед натворит…

— Неужто больше, чем ты? — захихикал в ответ хитроглазый.

— Ты даже не представляешь, на сколько.

— Лежи, — заворчал Белогость, — заживает на тебе, как на собаке, но не единым же разом! На, поешь, — старик засуетился, полез за заранее приготовленной жидкой похлёбкой.

Серый упрямо замотал головой:

— Потом. В дороге.

— Сиди уж, — разозлился харчевник, — полумёртвым ещё от меня никто не уходил: либо подобру, либо ужо вперёд ногами. Радовался бы, что живой, когда столько крови выпустили. Откуда тебе знать, что жена в порядке?

— Потому что, если это не так, смысла вставать для меня бы уже не было.

Серый иногда проваливался в забытьё, но и там не ждало его спасительное спокойствие: мужчина порывался вскочить и бежать, падал с лежака, тревожа и без того тяжело заживающие раны, метался во сне. От меча да укуса мог бы, перекинувшись, излечиться в разы быстрее. И пусть влез бы любопытный Светолик и увидел лишнего, всё одно до леса едва живой оборотень мог добраться разве ползком. Но Белогость качал седой головой и Серого не будил: рубцы на теле затянутся враз, а вот то, что самое нутро на части разорвало, никуда не денется. Волк должен отстрадать своё, оттерпеть и двинуться дальше с новой надеждой. Если переживёт выжигающую изнутри горячку.

Их нагнали через полдня. Быстрее, чем Белогость надеялся. Не спрятаться, не скрыться: оборотни всюду унюхают, как ни посыпай за собой тропку вонючими травами. А ежели и не учуют, то своим людским умом дойдут, где искать измученных беглецов. Пришли. Значит, чуда не случилось. Теперь Агнию уже никто не остановит.

Постучали уверенно, как хозяева. Светолик негодующе вытаращился и пошёл отпирать: лишь за ним тут право молотить по стенам, когда день не складывается.

Невысокий крепкий наглец с узкой козлиной бородкой небрежно держал руку на рукояти меча, покамест покоившегося в ножнах. Второй старался не двигать — пальцы крепко перетянуты и явно недавно сломаны.

— Чего, мужик, в горле пересохло? — приветливо поинтересовался харчевник, привычно затыкая за пояс белёное полотенце. — Не держи зла, сегодня никак: пиво ставим свойское, нужен глаз да глаз.

Незваный показал мелкие ровные зубы:

— А ты и не отвлекайся. Я быстро. Слух прошёл, что мой братец здесь проходил. Не видал ли? Высокий, светловолосый, словно седой. Боюсь, мог ввязаться во что нехорошее. За ним, как за твоим пивом, следить надобно.

— Брат, говоришь? — хитроглазый задумался, приложил палец к губам, как бы вспоминая, — заходил как-то такой. С седмицу назад. Вроде, похож. Выпил да ушёл. Опосля не видел. Деревенька-то у нас небольшая, чужака бы враз приметили. Стало быть, ступай восвояси.

— Я бы поискал, — упирался Данко.

— Да нет, не стоит, — добродушно ухмыльнулся Светолик, отодвигая полотенце в сторону и демонстрируя мясницкий нож, — только время потеряешь. Али ещё что, — закончил он угрожающе.

— Не боись, приятель, — у меня его вдоволь, — меч на вершок (1) показал лезвие.

— Так, коль не торопишься, может, мы с тобой с глазу на глаз побеседуем? — расстояние между мужчинами уменьшилось ровно на одну ступеньку.

— Можно и так. Только что с тобой беседы вести? Скажешь ли что, чего я не знаю? — ещё пядь (2) острия блеснула бы на солнце, кабы его не прятали тучи.

Следующая ступенька осталась позади.

— Стали оба! — гаркнул выглянувший из-за спины Светолика Белогость. — Я, может, и стар, но тебя одного отважу.

— Одного — может быть. А что станешь делать с остальными?

— Руки переломаю. Как Серый — твою, — процедил жрец.

— Успокойся, дед. Успокойся и пойдём домой.

— Домой?! У меня был дом. Когда-то. Я впускал в него потерянных, одиноких волков. Выхаживал и учил жить заново, в мире с собой. А потом пришла…она. И выкинула меня из собственного дома, как обоссавшегося пса!