В ложницу заходили то боярин Аким, то воевода. Чуть погодя Ариша услыхала голоса деда Миши и Андрея. Те вошли в ложницу, показались на глаза Фаддею, пожелали выздороветь, да и ушли.

Аринка и не заметила, как Шумской сверкнул глазом-то на косу ее, что зажата была в руке боярича. Смолчал и вышел вон.

Ночь пала, глубокой стала. Машка уснула в уголку на скамье — положила голову на плечо Дёмке. Он и сам спал. Ксения веки смежила, головой оперлась на сыновью лавку.

А Аринка все шептала, все говорила с Фадей. Гладила по лицу, по груди — утешала. Так и досидела до времени, когда ночная тьма занялась мутной мглой предрассветной. Час наступил страшный… Самый смертный. Будто меж ночью и днем, на самой грани, открывается путь на Калинов мост, слышатся голоса умерших: зовут, манят к себе.

— Фаденька, пить хочешь? Воды принести? — Тот головой мотнул и за косу к себе тянет. — Что? Что сказать-то хочешь?

— Прости… — просипел страшно, отдал последние силы на слово покаянное.

Аринка смотрела в глаза умирающего парня, видел в них многое, и не отказала в последней-то просьбе.

— Я зла не держу, Фаденька. Не думай более об этом, — глазами засияла, а он тот свет и принял.

Улыбнулся счастливо, вздохнул и отошёл. Рука-то раскрылась, отпустила косу золотую…

Аришка склонилась над ним, поцеловала в лоб и уж после разбудила Ксению. Не слышала страшного материнского воя, криков Маши и Дёмки. Прижалась к стене, чтобы пропустить боярина Акима и воеводу — бежали к бояричу.

Выползла на крыльцо и колени подогнулись. Упала бы, если бы не крепкие руки Андрея. Взметнул Аришку и понес.

Сватовской каравай — сваты привозили с собой каравай, если сторона невесты тот хлеб принимала, значит, давала согласие на брак. Обряд сватовства очень непрост и долог. Здесь описан упрощенный вариант.

Думные бояре — появились несколько позже описываемого автором (условно) времени. Но ради сюжета автор немного опередил исторические события.

— Дёмка, шустрей давай, — Андрей понукал приятеля своего чубатого.

Второй день мотались по пограничным землям, стерегли. Андрей бы ни за что с места не снялся, если бы не Дёмка. Как девять дён-то миновало по Фаддею, так и утянул дружка на службу. Брата терять — худо, двойника — вдвойне. Маялся чубатый, вот Андрюха и выпросил его у Акима. Служба-то самое оно, когда горе одолевает. Боярин и сам в печали был, но сына отпустил. Взял с Шумского обещание, что живым привезет.

Да тут-то какая сеча-война? Соседские озоровали и все. Пока об этом Арине объяснял, чуть сам не рыдал. Золотая слезами умылась, вцепилась в кафтан и отпускать не хотела. Уговорил, нето.

Ехал, вспоминал пташку свою и грелся теми мыслями. Ждет! И не просто ждет, а к свадьбе готовиться. С тех думок снова накатило плотское.

Шумской с Ариной пост-то предсвадебный приняли, токмо не знали, что он таким строгим будет. Ить не поглядеться, ни обняться. И еще месяц ждать!

С того Шумской делался злым, да ярым. Соседские прознали, что караулит земли Борискины Гарм и соваться перестали. Так и мотались с Демьяном и двумя десятками ратников бездумно по лесу. Аж выть хотелось! Хучь бы кто показался, а? Один разок в зубы кому сунуть, все острастка будет.

— Чубатый, уснул? И сухарями не хрустишь.

— Отлезь.

— Второй день отлезь.

— И завтра то же будет.

— Ты грозишься, нето? Страх обронил? — Андрей не злился на друга, просто хотел в нем вызвать хучь что-то, окромя задумчивости.

— Что-то ты дюже говорливый стал, сармат. Никак от Аринки понахватался? Ну так и скачи к ней, болтай, нето. Она-то умеет… Если бы не золотая твоя, так Фадя бы… — Дёмка поник чубом, но скрепился и голосом постарался не дрожать. — Ушел тихо, со светлым ликом, Андрюх. Все же есть что-то в Арише, то ли светит всем, то ли… Одна ведь радость была у Фадьки — она.

Шумской не понял поначалу, о чем ему бает чубатый, но уж когда слова-то в ухи влетели обомлел.

— Чего…?

— Того! Любил ее крепко. Еще до ваших с ней гляделок привечал. Однова я его даже погнал от нее… — Дёмка не думал, не гадал, чем отзовется его речь в Шумском-то. О брате вспоминал.

Андрей хучь и понимал, что речь о мёртвом, но ликом счернел, да так сильно, что Дёмка заметил.

— Что насупился? Думал, что окромя тебя на Аринку-то никто и не смотрит? Это ты, братка, оплошал. Не токмо Фадя, а много еще кто. Ты зенки-то любовью своей залепил, и не видишь ничего опричь себя.

— Чего?! — Шумской вскинулся, а Буян, почуяв злость хозяйскую, заржал тревожно.

— Охолони, сармат. Опосля сватовства ежели и зарился кто на рыжую, то все напрочь и отвалились. Кому ж охота с распоротым брюхом бегать?

— Врешь. Все врешь, Дёмка. Арина бы никогда!

— А при чем тут рыжая? Не она ж сама на себя смотрела. А и дурной, ты, ей Богу дурной, — Дёмка покачал головой. — Куда ты? Ополоумел? Стой!

Демьян глазом не успел моргнуть, как Шумской пришпорил коня своего жуткого, и намётом по лесу полетел. Смикитил, куда потёк, да и бросился вдогонку.

— Стой! Андрей, вернись ты. Ну, кто полезет к просватанной*? — насилу нагнал. — К ней приставили мамку* Житяниху. У ней не забалуешь.

Шумской опомнился, помолчал малёхо, да и пристал к Дёмке-то.

— Кто еще?

— Ага, я прям тебе и сказал. Охота была людей под смерть подводить. А Фаддей… Нет его уже.

— Арина ничего мне не рассказывала. — Шумской злился. А как инако? Его ж невеста — ему и защищать, а она…

— Тебя берегла, Андрюх.

— А себя не берегла. Дёмка, откуль она такая, а? Вот скажи мне! Другая бы уже все ухи прожужжала, мол, вот и без тебя охотников тьма, а эта… До сих пор не знаю, за что мне дар такой? Бог меня любит? — Андрей готов был лететь сию минутку к золотой своей.

— Не токмо тебе дар, братка. Вон и Фаде свезло. Ведь ушел-то как… Ты вот что, Андрей, Аринку береги. Вцепись в нее как клещ и не отпускай. Девка редкая. Можа, и мне свезет найти такую, кто ж знает…

Помолчали обое. Припомнили каждый свое, а потом и заговорили. Дёмка про Фаддея, Андрей про Аринку. Вроде как душу дружка перед дружкой выворачивали. С того Дёмке полегчало, а Андрею и вовсе захорошело.

К вечеру вошли в кураж и маленько пограбили. Соседские гнали со своего леса татей, те утекали через земли князя Бориса. Не свезло лихим-то людишкам — напоролись на отряд Шумского. Покромсали их ратники. Дёмка от скуки копался в рухляди награбленной, да и выкопал, шельмец, богатое ожерелье с яхонтами, пхнул себе в подсумок. Подумал, что Аришке подарок будет… За Фадю-то.

Так и две недели миновало. Пора настала наново страду начинать — урожай собирать, складывать в закрома. Новь поспела, дала надежду на сытый год. А стало быть, пора домой, в уделы, да в дела.