— Сто тысяч дьявольских молний!.. Что ты здесь делаешь? Я же всего три года назад видел тебя хозяином таверны в Панаме.

— Ах ты, каналья! Ты украл мою прославленную вывеску «Эль Моро».

Трактирщик рассмеялся и пожал гасконцу руку.

— Я надеялся, что она принесет мне удачу, — промолвил он.

— Что-то у тебя чересчур пусто.

— А что ты хочешь, приятель? Солдаты уже три месяца не получали жалованья, и я посчитал, что лучше уж мне самому опустошать мой винный погребок.

Дон Баррехо повернулся к Мендосе, с интересом глядевшему на эту поразительную встречу, и сказал взволнованно:

— Видишь, друг, что уготовила печальная судьба великим гасконцам, уехавшим искать счастья в Америку? Вот маленький благородный человек нашей благородной земли, тысячелетиями кормившей гасконцев, тоже вынужден носить бокалы с мецкалем, подавая напитки даже грязным индейцам. Полагаю, что в Центральной Америке больше не найдется гасконцев, да и те опустились до такой степени, что стали трактирщиками!..

— Ужас!.. — сказал баск. — Для забияк, превосходно владеющих шпагой, такое занятие не назовешь удачным.

— Погибла Гасконь!.. — воскликнул дон Баррехо, и глаза его увлажнились. — Земля храбрецов вымирает.

— Да брось ты, дружище, — сказал трактирщик. — Гасконь никогда не умрет, хотя ее сыновья вынуждены торговать вином и повесили свои ржавеющие шпаги на прокопченные стены или над камином. Но наши руки сохраняют способность наносить быстрые уколы.

— Ты прав, друг, — согласился дон Баррехо, с готовностью расставаясь с внезапно нахлынувшей тоской. — Мы навсегда останемся самыми грозными дуэлянтами Франции. Эй, Мендоса, протяни свою пятерню моему соотечественнику, и ты, Де Гюсак, сделай то же. Пожми руку одного из самых знаменитых флибустьеров, которые только жили под американским небом.

— Флибустьер, ты сказал?

— Тс-с! Помолчи пока. Принеси лучше нам выпить, если у тебя в погребке еще остались бутылки.

— Для друзей всегда найдется, — ответил трактирщик, исчезая в соседнем помещении.

— Где ты с ним познакомился? — спросил Мендоса у дона Баррехо.

— В Панаме, где он, по-моему, продавал бананы. А что ты хочешь? Америка не создана для гасконцев.

— На что ты жалуешься, плут? У тебя восхитительная жена и погребок с прекрасным ассортиментом, который приносит тебе много пиастров. Чего тебе больше желать?

— Чтобы больше ни один сын земли забияк не торговал вином, — ответил дон Баррехо трагическим голосом.

— Но ты же всегда готов пить его.

— Tonnerre!.. Задира, живущий только приключениями, всегда пьет как губка.

— Тогда оставь на время в покое свою великую Гасконь, которая никогда не была больше любой испанской провинции, и займемся маркизом. Мы пришли сюда не затем, чтобы спорить о твоих соотечественниках.

— Я часто становлюсь тупым, дружище, — сказал дон Баррехо. — Я совсем забыл, что мы пришли в Сеговию-Нуэву ради похищения маркиза де Монтелимара. Этот вельможа нам нужен, и повалим его, как свалили перед этим Пфиффера.

— К несчастью, маркиз не ходит пить в таверны, и хватать его придется не здесь.

— Положись на меня, — ответил дон Баррехо. — Пока что мы проникнем в его дом, и это уже много. Tonnerre!.. Гости маркиза де Монтелимара!.. Этот проклятый маркиз, в сущности, умеет ценить храбрость. Он — настоящий кабальеро.

В этот самый момент появился Де Гюсак с корзиной, полной бутылок довольно почтенного вида.

— Последние, — с грустной улыбкой сказал он. — Надеюсь, они из лучших. Можете спокойно осушить их; я берег их для друзей, а друзья сюда так и не пришли. Франция очень далека, да и у буканьеров Мексиканского залива, а они почти все мои соотечественники, есть достаточно оснований не появляться здесь. Даже в Сеговии-Нуэве веревок предостаточно.

Он открыл пару бутылок и наполнил кружки:

— Итак, за Гасконь!

— Раз уж нет трактирщицы, — ответил дон Баррехо, осушая одну за другой три или четыре кружки.

Он отер усы, прищелкнул языком, а потом уставился прямо в глаза своему соотечественнику и внезапно спросил:

— У тебя есть пустая большая бочка?

— Да они все пусты, и нет надежды на то, что когда-нибудь наполнятся! — рассмеялся в ответ Де Гюсак.

— Нам хватит одной, лишь бы она смогла вместить человека.

— Человека!..

— Мы затолкнем туда маркиза де Монтелимара.

— Разрази вас тысяча дьявольских молний!.. — испугался Де Гюсак. — Что вы готовите в нашем городе?

— Хотим похитить человека, которого зовут маркиз де Монтелимар, — ответил спокойным голосом дон Баррехо. — Ты считаешь, что мы не способны выполнить эту задачу? Я и мой друг, сидящий здесь, рядом со мной, делали еще и не то, когда были на службе у господина графа Энрико ди Вентимилья, сына одного из трех знаменитых корсаров.

— Значит, ты вступил в братство флибустьеров?

— Я устал торговать вином и смотреть, как моя драгинасса каждый день покрывается все большим слоем ржавчины, а потому оставил бочки и кружки, решив немного поразмяться. Ты же знаешь, что в наших гасконских телах сидит по тридцать дьяволов.

— Добавь к ним еще тридцать, — вмешался Мендоса, — и все равно не хватит.

— В таком случае и я дам пинок своим бочкам, которые все равно пустые, и уйду к флибустьерам.

— Не все выбрасывай: я же сказал, что одна мне нужна.

— Чтобы запихнуть туда маркиза?

— У нас такая привычка: перевозить наших пленников в бочках. Не так ли, Мендоса?

Баск, осушавший уже десятую кружку, утвердительно махнул левой рукой.

— Баррехо, — сказал Де Гюсак, открывая оставшиеся бутылки. — Я тебе нужен? Ты же знаешь гасконцев? Мы всегда идем до конца или умираем на поле боя. А поле сражения лучше винного погреба. Если захочешь, моя драгинасса будет в твоем распоряжении.

— Пока пусть повисит над камином, а ты оставайся трактирщиком без клиентов, — ответил муж прекрасной кастильянки. — Иногда таверны оказываются полезнее шпаг. Я это знаю по опыту. Давай выпьем, и с этого момента можешь считать себя принятым в братство флибустьеров Равено и Буттафуоко.

Вечером двое авантюристов, вчерне составивших за распитием бутылок план своего дерзкого похищения, подошли к алебардщикам, охранявшим вход в массивный губернаторский дворец, и приказали доложить о себе как о прибывших утром офицерах из Тусиньялы.

Маркиз де Монтелимар, видимо, распорядился относительно гостей, потому что обоих авантюристов немедленно провели на верхний этаж, где их уже ждал офицер, тот самый, что провожал их утром от подъемного моста до площади.