— Это вас я провел утром к маркизу? — спросил офицер.

— Да, дружище, — фамильярно ответил дон Баррехо.

— Его превосходительство ждет вас в кабинете.

— Он один?

— С ним его секретарь. Следуйте за мной, сеньоры.

Они миновали несколько коридоров, скудно освещенных дымными масляными лампадами, и вошли в обширный зал, занятый почти целиком огромным столом, покрытым богатой скатертью зеленого цвета. В дальнем углу комнаты, за освещенным двумя свечами письменным столиком сидели двое: маркиз де Монтелимар и его секретарь, который странным образом был похож на бедного Пфиффера — то ли бледностью кожи, то ли голубоватыми глазами, то ли волосами цвета выгоревшего тростника.

Увидев входящих, маркиз встал; в тот же момент сопровождающий офицер поспешно удалился.

— Ну, вот вы наконец и пришли, — сказал маркиз. — У вас есть какие-либо документы, подтверждающие, что вас действительно послал губернатор Тусиньялы?

Дон Баррехо и Мендоса тревожно переглянулись, но гасконец не задержался с ответом:

— Никаких, ваше превосходительство, потому что мы их уничтожили, когда на нас напали флибустьеры. Как и было приказано. Губернатор не хотел, чтобы стало известно о бунте индейцев, ибо тихоокеанские негодяи могли этим воспользоваться.

— Вы правильно поступили, — сказал маркиз. — Вы, стало быть, утверждаете, что дела в Тусиньяле идут скверно?

— Вся провинция в огне, и мы не раз подвергались опасности задохнуться в дыму от горящих плантаций.

— Сколько человек просит губернатор?

— Тысячу, ваше превосходительство.

— Он сошел с ума. В данный момент я не могу отправить столь значительные силы. Что вы на это скажете, дон Перего?

— Вы совершенно правы, — ответил секретарь, не перестававший водить гусиным пером по толстым листам бумаги.

— И потом: эта тысяча солдат, едва выйдет из города, окажется под обстрелом флибустьеров. В итоге у меня окажется меньше сил, а губернатор Тусиньялы не получит ни одного солдата. Не так ли, дон Перего?

— Вы, как всегда, правы, — ответил секретарь.

— Вы хотя бы иногда отвечали по-другому, — рассердился маркиз. — С этой всегдашней правотой я не могу понять вашей настоящей оценки.

— Вы совершенно…

— Я все понял: еще раз совершенно прав. Продолжайте составлять отчет о сражении, который мы передадим двум этим храбрецам.

— Простите, ваше превосходительство, — сказал гасконец. — Почему вы хотите доверить его нам?

— Вы доставите его губернатору Тусиньялы, дабы он лучше понял, почему я никоим образом не могу поддержать его.

— И мы сможем доставить отчет?

— А почему бы нет? Если вы пришли из Тусиньялы, то сможете туда и вернуться.

— С флибустьерами?

— Два человека сумеют скрыться от флибустьеров — не то что тысяча.

— Это будет трудная задача, ваше превосходительство.

— Но я вас щедро вознагражу.

— А если нас схватят флибустьеры?

— Один раз вы от них убежали, сможете освободиться и в другой раз.

Внезапно маркиз нервно обошел вокруг стола и остановился перед Мендосой, благоразумно державшимся позади своего товарища. Маркиз испытующе поглядел на авантюриста.

— А вы почему постоянно молчите? — спросил он Мендосу, не отрывая взгляда.

Хотя оба авантюриста и были отчаянно смелыми, но в этот момент они почувствовали холодок в груди. Правда, гасконец, никогда не терявший хладнокровия, попытался спасти положение:

— Простите, ваше превосходительство, мой товарищ не может говорить, потому что ему прострелили язык не помню уж в каком сражении в Андалусии. С тех пор он предпочитает молчать, чтобы звуки его голоса не вызывали отвращение.

— Он испанец?

— Да, ваше превосходительство.

Маркиз кивнул головой и, повнимательнее приглядевшись к бледнеющему на глазах Мендосе, задумчиво произнес:

— Но я уже где-то видел это лицо.

— Это невозможно, ваше превосходительство, потому что мой товарищ всего месяц назад прибыл из Европы, — сказал дон Баррехо.

— Вы останавливались в Панаме?

Мендоса утвердительно кивнул головой.

— Возможно ли такое странное сходство? — задал себе самому вопрос маркиз.

— Почему вы это говорите, ваше превосходительство? — спросил гасконец, который уже прекрасно понимал, что их положение неожиданно осложнилось.

— Потому что на набережной Панамы я узнал одного человека, которого не видел шесть лет. Этот человек похож на вашего товарища, как две капли воды.

— Нет, это был другой человек.

— Постойте, кабальеро. По натуре своей я любопытен и хотел бы выяснить этот вопрос. У вас нет никакой бумаги от губернатора Тусиньялы?

— Но я же сказал вам, что мы всё уничтожили!.. Таков был приказ, и мы ему повиновались.

— Дорогой мой, мы живем в военное время, и я привык не верить никому и ничему.

— Вы нам не доверяете? — спросил дон Баррехо, почувствовавший, что почва уходит у него из-под ног.

— По меньшей мере — вашему товарищу.

— Да уж не дьявол ли вы? — неосторожно возмутился гасконец.

Маркиз скрестил руки на груди и, резко подойдя к гасконцу, спросил:

— Что вы этим хотели сказать?

— Что если бы в Испании был хотя бы десяток людей, подобных вам, то больше не осталось бы ни одного флибустьера ни в Мексиканском заливе, ни на Тихом океане, — спокойно ответил дон Баррехо.

— Прошу вас объясниться яснее, кабальеро.

— Скорее мне придется спросить, что вы намерены сделать с нами. Черт побери!.. Мы шли через леса, перебирались через реки, мы избежали тысячи опасностей; мы чудом спасли свои жизни — и все это только для того, чтобы выполнить свой долг, а вы встречаете нас какими-то подозрениями.

— Скажу больше: я немедленно прикажу вас арестовать, — резко бросил маркиз.

— О ля-ля, сеньор де Монтелимар, — ответил дон Баррехо, обнажая драгинассу, в то время как баск отскочил к двери со шпагой в руках. — Мы еще не проиграли партию, и вам не удастся нас арестовать.

Маркиз отступил на два шага, в то время как его секретарь застыл с пером в руках, испуганно разглядывая фальшивых офицеров.

— Кто вы такие? — спросил маркиз, справившись с недолгим невольным оцепенением.

— Поскольку вы нам не поверили и собираетесь даже арестовать нас, скажу вам, что мы вовсе не испанские офицеры, сеньор маркиз. У вас хороший нюх, и вы сразу почувствовали флибустьеров.