– Дениса Геннадьевича? – удивилась Татьяна. – Нет, я сама их познакомила.

Хорошо удивилась, в меру равнодушно, в меру заинтересованно.

– Что-то быстро они сдружились, – продолжала шептать Антонина.

– А они сдружились?

– Наверное, если он ее по утрам на работу привозит.

Татьяна чуть улыбнулась и пожала плечами – это их дело, люди взрослые.

– Она ведь не замужем? Ее раньше молодой человек часто встречал… – Лифт остановился, и женщины вышли на пустую площадку.

– Не замужем. А молодой человек – это наш бывший однокурсник. Они с самого института живут не расписываясь.

– Не понимаю я этого, – вздохнула Антонина. – Если он жениться не хочет, зачем за него цепляться?

– Никто не понимает, – грустно улыбнулась Татьяна. – Настя, как влюбилась на первом курсе, так и ходит за ним как приклеенная. Мы ее даже жалели. Давно бы уж другого нашла.

– Так она и нашла, – улыбнулась Антонина. – Только что-то уж очень быстро, он всего неделю работает.

– Ну, если он зам генерального, лучше поспешить, кто-нибудь опередить может.

– Все-таки я от нее этого не ожидала. Такая скромная, тихая, и на тебе, не стыдится при всех из чужой машины вылезать.

– Ой, Антонина Ивановна! Ну кто теперь о приличиях думает? Нормальный древний способ обеспечить карьеру и зарплату.

Они еще немного потрепались, и Татьяна наконец-то вошла в свой кабинет, а то уже ноги затекли на каблуках.

Дружба Берсеньевой с Ракитиным ничего хорошего ей не сулила. Это плохо. Даже очень плохо. Во-первых, Ракитин будет продвигать свою подружку, это уж как пить дать. А куда ее двигать, если не на Татьянино место?

Во-вторых, у Берсеньевой язык хорошо подвешен, в том, что касается работы, естественно. Если она начнет появляться на совещаниях вместе с Татьяной, у руководства может сложиться неправильное мнение. А Ракитин наверняка будет ее таскать с собой.

В-третьих, если все прошлые «серые» выплаты можно списать на прежнее руководство, то впредь распоряжаться деньгами так же свободно Татьяна не сможет. И ведь не скроешь ничего, если Берсеньева протопала к заму дорожку.

Было еще и четвертое, самое обидное. Что бы Татьяна Федору ни говорила, а уходить из института не собиралась. Зачем? Кем она может быть в управлении? Каким-нибудь главным специалистом, и то если повезет. А здесь она начальница, причем настоящая, не только по записи в трудовой книжке. Здесь ей чай подают и пирожные покупают, а там, не дай бог, самой придется кому-нибудь что-нибудь подавать. Хорошо, если Федору, а если дуре какой-нибудь? К тому же здесь она давным-давно до конца рабочего дня не сидит, а там такое едва ли пройдет. Нет, вариант с переходом в управление ее не устраивал.

Но и в институте оставаться, если Берсеньева у зама в любимицах ходить будет, не годится. Подсидят, оглянуться не успеешь. Да и смотреть на счастливую парочку никаких сил нет.

Татьяна вздохнула, настроение было испорчено окончательно. Посмотрела в Интернете про погоду, потом прошлась по каталогам модной одежды, просто так посидела, ни о чем не думая, и стала звонить Федору.

– Да я совсем не за этим, – обиделась, когда тот с ходу стал оправдываться, что не смог еще дозвониться до ракитинской любовницы. – Я просто хотела тебя услышать. Я соскучилась. Федор, давай встретимся. Сто лет уже не виделись…

Произнеся это, Татьяна вдруг поняла, что действительно хочет увидеть Федора. И правда соскучилась. Ну а кроме того, она прекрасно знала, что «с глаз долой – из сердца вон» не на пустом месте придумано, и совсем не хотела проверять это на себе. Береженого бог бережет. Федор ей сейчас очень нужен, очень. Кроме него, ей обратиться не к кому, не через Интернет же работу искать, в самом деле, если, не дай бог, Ракитин решит от нее избавиться.

Он замялся, и Татьяна чуть не заплакала. Нервы ни к черту с этой Берсеньевой.

– Федор, ну хоть на пять минут, – взмолилась она. – Три дня выходных, неужели ты на пару часов вырваться не можешь?

– Танечка, мы собрались на дачу, – виновато признался он. – К нам гости должны приехать, я никак не могу. Я очень по тебе соскучился, но… не могу. Давай потерпим немножко, после Нового года будем каждый день видеться.

Как будто она под словом «видеться» имела в виду встречи на работе! Странно, Татьяна отлично знала, что Федору с ней очень хорошо в постели. Очень. Но почему-то инициатором их свиданий всегда приходилось выступать ей.

– А сегодня? Сегодня ты сможешь? Давай уйдем с работы прямо сейчас, я не доживу до Нового года.

– Давай, – сразу отозвался он. – Я тебя очень люблю, Танечка.

Она положила трубку и радостно замурлыкала прицепившийся с утра мотивчик. Набрав новый номер, Татьяна повелительным тоном сказала:

– Мам, раньше одиннадцати дома не появляйся. И позвони, когда будешь подъезжать.

Лариса позвонила не вовремя. Ракитин спустился на первый этаж в буфет за сигаретами, а когда, купив их, подошел к лифтам, увидел Саморукову. Первой мыслью было не дожидаться лифта, подняться к себе в кабинет по лестнице, но это выглядело бы совсем глупо, и он, вежливо раскланявшись с Саморуковой, остался стоять. Тут и затрясся телефон у него в кармане.

– Да, Лар, – проговорил он, отвернувшись от Татьяны.

– Ракитин, возьми деньги, – попросила Лариса. – Возьми, мне совершенно некому их пристроить.

– Какие деньги? – не понял он, вошел в подошедший лифт, покосился на Саморукову и опять отвернулся, она смотрела на него с таким жадным любопытством, что он опешил.

– Бюджетные. Ракитин, ты что, забыл?

– Нет. Я не забыл. Понимаешь, я не уверен, что мы сможем их освоить…

– Да ладно, – перебила она. – Не сможете и не сможете. Подумаешь! Я же тебе акты все равно подпишу.

– Ларис, не знаю, – сомневался он.

– Возьми, Ракитин, – устало проговорила Лариса. – Мне некогда возиться с этими деньгами.

– Ладно, – сдался он, вышел из лифта, не посмотрев на Саморукову, и сунул телефон в карман.

Деньги брать нельзя. Разработчики и так загружены полностью, да еще Настя уходит в отпуск. Но и отказать Ларисе он не мог. В крайнем случае, сделает сам, решил он.

В четыре часа он решил, что можно отправляться домой, все-таки предпраздничный день. Что это за праздник такой – День народного единства, Ракитин не понимал и относился к нему так же, как и все остальные – как к лишнему выходному дню. То есть понимал, конечно, что 7 ноября нужно было срочно чем-то заменить, когда советская власть оказалась «тоталитарным режимом», но почему четвертое, а не пятое или шестое, так и не уразумел. Не поленился, посмотрел в энциклопедии – пятого День разведчика. Четвертого был праздник Казанской иконы Божьей Матери, но ведь у нас церковь отделена от государства, объявлять выходным церковный праздник по меньшей мере странно.