«А ведь можно было устроить все получше», — подумал Скворцов и сразу понял, что это несбыточные мечты. Построить благоустроенное поселение могли практически все, но вот работать для этого хотели немногие. Те, кто не хотел категорически, и собрались в Свободной.

Еще зимой «княжья подстилка», как мысленно Скворцов называл подругу правителя, додумалась раздавать продукты, одежду и предметы былой цивилизации в обмен на карточки. Чтобы получить карточки, люди шли в трудовые отряды. Эти отряды «приспешник тирана» Мазай сначала направлял на расчистку и ремонт домов в антимагической зоне, а зимой — на вырубку мест для будущих хуторов. Теперь, по весне, в лесу появилось больше сотни площадок, на которых были заботливо сложены и укрыты от дождя целые штабеля бревен, уже готовых для постройки изб. Туда же, по желанию переселенцев, подвозили кирпич, шифер и песок с цементом. Причем все это добывали те же рабочие отряды под охраной погранцов, поэтому стройматериалы раздавались бесплатно. Получение таких преференций плюс «призрачная» защита от эльфов привлекла в княжество огромное количество людей. С другой стороны, именно работа трудовых отрядов позволила Скворцову собрать недовольных, которые и вошли в его партию. При этом он использовал доводы, работавшие везде и всегда.

Вот и теперь приходилось подогревать энтузиазм товарищей, используя старые лозунги, но в новой «упаковке» и с примесью новых «фактов».

— Друзья! Товарищи! Братья!!! — зычно крикнул в толпу Скворцов, дождавшись относительной тишины. При этом он сдернул с головы кепку и зажал ее в руке.

Этот нехитрый прием использовали многие политики — снимание шапки перед «равными» всегда заводило толпу и располагало к оратору. Люди загомонили и придвинулись ближе.

— Наконец-то так называемый князь показал свое настоящее лицо, я бы даже сказал, истинный оскал. Теперь вы видите, что за всеми благодушными заявлениями захватчиков стоят только корысть и жажда власти. Они захапали все то, что осталось от былой цивилизации, от нашей цивилизации, товарищи. Да, случилось страшное несчастье, и нам нужно выживать, но по вине этих, я бы не побоялся сказать, бандитов мы не можем использовать даже крохи уцелевших запасов человечества на «черный день»! И пусть бы эти запасы попали в руки жадных дельцов. С такими можно договориться. Но нет! Теперь все в руках клики князя, и я уверен, что здесь не обошлось без влияния тех, кто уничтожил человечество! Тех, кто убивал наших родных и близких!!!

Толпа удивленно и недоверчиво заворчала. Этот нюанс еще не возникал в речах Скворцова, но пришло время, и он пустил в дело тяжелую артиллерию.

— Вы не спрашивали себя, почему мы не можем воспользоваться едой, которой забиты огромные склады, а должны есть эльфийские растения? Вы не спрашивали себя, почему в палатах князя прячутся настоящие эльфы? Что это, как не заговор с целью уничтожить остатки человечества?!

Народ взорвался криками — перед ним открылась «истина». Люди не догадывалась, что их «прозрение» является грамотно составленной программой манипуляции, отточенной на многих миллионах людей в разных странах и в разных эпохах.

Скворцов планировал на этом и остановиться, но его «понесло»:

— Мы вынуждены принимать подачки, чтобы наши дети не умерли с голода. — Сделав горестное лицо, оратор судорожно сжал в руках кепку и посмотрел на группку, центром которой была многодетная Клава. Еще до войны она в основном жила на дотации государства и использовании своих отпрысков в качестве рабсилы. Социальные структуры исчезли вместе с государством, и Клаве пришлось самой взяться за работу — в новых общинах детский труд воспринимался нормально, но при этом родители должны работать намного больше детей. Но «промучилась» она недолго. На горизонте появился «благодетель» — и теперь Клава с удовольствием подыгрывала ему на показательных выступлениях. Уловив в глазах Скворцова намек, она подхватила на руки самого мелкого и крикливого из своих отпрысков. Годовалый Юрчик пронзительным криком поддержал выступление своего тезки, и это подействовало на толпу именно так, как и было задумано. Спектакль продвигался дальше без сучка без задоринки.

— Но мы не успокоимся! Нет! Мы будем бороться, и никакие репрессии нас не остановят! — Оратор специально немного повернул голову, дабы всем было хорошо видно подкрашенный синяк. Это украшение он получил, когда после ссоры с князем Беня отвел политического деятеля за угол здания суда и, влепив звонкую плюху, пообещал оторвать голову, если революционер не успокоится. Плюха была не очень сильной, но нежной коже кабинетного работника хватило и этого. Конечно, «в мир» была пущена версия, по которой Скворцова избивала княжеская дружина в полном составе, а сам князь наблюдал за всем этим с безопасного расстояния. Так что самодеятельность Бени пошла только на пользу партийному делу.

Скворцов ораторствовал два часа без передышки, в конце он напутствовал народ на трудовой подвиг и послал прививать те самые «проклятые» семена на окрестных соснах.

Когда люди расходились, партийный босс с удовольствием заметил, что не менее четверти толпы состояло из пришлых. Они наверняка разнесут его слова по хуторам княжества. Кто-то поверит и вольно или невольно станет на сторону нового движения, а кто-то отреагирует, как хозяин одного из хуторов, который таскал агитаторов за волосы и бил головой о бревенчатые стены. По официальной версии это тоже было дело рук князя и его «жандармов», что подтверждали перекошенные фигуры стоящих под крыльцом партайгеноссе.

Дождавшись, когда основная масса разойдется, а возле крыльца останутся только иждивенцы — Клава с выводком и несколько беспризорников, — Скворцов вернулся в помещение, перед этим заинтересованно посмотрев на чумазую девчушку лет двенадцати. Оставшись наедине с собой, он старательно задавил всплывающее из глубин души вожделение: для развлечения время еще не пришло, сейчас он должен выглядеть героем, особенно в глазах тех, кто с минуты на минуту войдет в «кабинет».

Предстоящее собрание не обещало быть таким же легким, как митинг, — в комнате начали собираться люди, составляющие костяк и мышцы движения. Толпе было достаточно пламенных речей и нескольких возов с продовольствием, представленных как добыча спецгруппы партии, а на самом деле являвшихся подарком от союзников.

Через пятнадцать минут сбор партийного совета закончился, и Скворцов посмотрел на своих соратников — их было девять человек: инфантильная парочка, загоревшаяся идеей свободы и братства, три бывших партработника, желающих занять теплое место, причем все они были из разных партий, порой враждовавших в былые времена. Самым колоритным персонажем в этой пьесе являлся Влад — он тоже был идейными борцом, но, в отличие от инфантильной парочки, Влад «горел» идеей фанатично. Низенький человек с запавшими, лихорадочно блестящими глазами явно имел серьезные изъяны в психике, но именно его пример зажигал окружающих даже больше, чем речи партийного лидера. Скворцов одновременно и радовался тому, что отхватил такого последователя, и втайне боялся его. На встречу с князем он Влада не взял, опасаясь конфликта: время крови еще не пришло.

Также в помещении находились те самые мышцы партии: Метла — прикормленный Скворцовым криминальный авторитет — и его подручный Бирюк. Последним из собравшихся был Семен Викторович Пантелеев — бывший полковник милиции, подельник Скворцова еще по той жизни. Ни представителей толпы, ни помятых, а также пока еще не помятых, активистов в комнате не было. Здесь не обсуждались общие темы, а говорили о конкретных делах. Скворцов умело лавировал между мотивацией идейных и обещаниями «вкусных пряников» для карьеристов.