– Мне по-чеченски легко это объяснить, а по-русски… Ну вот у чеченцев есть что-то вроде общин. У каждой свой устаз, духовный наставник, или шейх. Это самый авторитетный человек, его слушают все. Ваххабиты авторитета шейхов не признают. Они вообще не признают посредников между человеком и Аллахом. Но когда человек возносится в гордости и грехе, кто-то должен ему сказать, что он не прав, понимаете? Шейхи объясняют нам многие непонятные вещи. Они говорят, что хорошо, а что плохо. Они толкуют Коран, если тебе непонятно. Человек слишком мал и слаб, чтобы своим умом понять великие вещи. А ваххабиты считают, что могут понять все сами.

Из дверей административного корпуса появляется мужчина, рядом с ним я вижу совсем седого старика. Мужчина помогает старику сесть на скамейку и приближается к нам.

– Хасан Гучигов, начальник отдела кадров, – представляется он.

Я спрашиваю, что за старик пришел вместе с ним. Мужчина улыбается и с каким-то чуть ли не священным трепетом говорит:

– Это Хадж Насух, основатель нашего института. В 1988 году он открыл в Чечне первое медресе, которое позже стало институтом. Этот человек делает великое дело.

– Его можно считать шейхом? – спрашиваю я.

– Он просто старик, – снова улыбается Хасан. – В 1952 году был репрессирован. Но сейчас это единственный человек, кто всей душой болеет за сохранение ислама на этой земле. Он первым понял, что, если не объяснять молодым людям Коран, мы потеряем веру, народ и свою землю. Он ходил к политикам и бизнесменам, просил помочь с финансированием института. Сначала помог Кадыров. Теперь Хадж Насух регулярно собирает пожертвования. У этого старика огромный авторитет, и это нам всем помогает. Институт почти не финансируется. Зарплата у преподавателя – 2,5 тыс. рублей. Вот одна московская партия недавно автобус «Мерседес» подарила, чтобы студентов возить в институт.

Хадж Насух почти не говорит по-русски, к тому же я в джинсах. Судя по не совсем одобрительным взглядам моих собеседников, я понимаю, что начинать разговор со стариком не стоит.

– Пойдемте, я покажу вам наше расписание, – говорит Хасан. На стене читаю расписание занятий явно не светского учреждения. Арабский язык, каллиграфия, история, русский язык, Коран, информатика, хадис (учение пророка), исламское право и закон, риторика, жизнеописание пророка. На слове «физкультура» я удивленно оглядываюсь на Расула, сопровождающего нас.

– Мусульманин обязан заниматься физкультурой, – объясняет Расул. – Так пророк сказал.

Молодые парни, свесившись через перила, продолжают за нами наблюдать. Эти ребята живут здесь с понедельника по четверг, а в пятницу, которая считается выходным днем и отведена для посещения мечети, студенты разъезжаются по домам. В основном это 17-летние парни, но есть среди них и подростки.

– Некоторым всего по 14 лет, – говорит Расул. – Они приходят сюда сами, и, чтобы не отталкивать их, мы разрешаем им быть вольнослушателями.

Обучение в институте длится шесть лет. Преподаватели говорят, что если студент выдержал первые три года, то из него выйдет толк.

– Неужели так сложно учиться? – спрашиваю Расула.

– Ну вы же видели расписание, – объясняет он. – Ребятам, которые целое десятилетие, то есть всю свою сознательную жизнь, мало что видели, кроме криминала, очень сложно перестраивать себя. Но справляется большинство, и это хороший знак.

– Когда происходят крупные теракты с подрывами смертников, что вы говорите своим ученикам? – задаю наконец главный вопрос.

– Я говорю им, что взрывать себя – тяжкий грех. Никто не имеет права лишать жизни другого человека или самого себя, только Аллах распоряжается нашей судьбой.

– А ученики не говорят вам про джихад, про то, что шахиды защищают свою землю от неверных?

– Этим как раз и забивают головы ребят ваххабиты. Они говорят слова, не зная их смысла. Шахид по исламу—это человек, который живет праведной жизнью, и на его территорию пришел враг и угоняет в рабство его жену и детей. Вот тогда человек встает лицом к лицу с врагом и погибает в бою, и он – шахид. Человек, убивающий исподтишка мирных людей, не может быть шахидом, он совершает страшный грех, и его ждет кара.

На прощание Расул и Хасан говорят, что чеченцы – мирный народ.

– Ваххабизм – это не наше, не родное, – объясняют они. – Нам завезли его, как болезнь.

Возвращаемся через Белоречье. Завидев маленький белый домик Кунта-хаджи, я уже знаю, что Асламбек остановит машину. Так и есть – водитель выходит и читает молитву. А потом рассказывает, что прошлогодний теракт на празднике под Белоречьем, когда женщина взорвала себя, пытаясь прорваться к Ахмату Кадырову, потряс всю Чечню.

– Женщина у чеченцев – это мать, символ мира и света, – говорит Асламбек. – То, что женщина взрывает себя, страшно и противно нашей природе. Но страшно и то, что они не побоялись осквернить зиярат, святое место. Пролить здесь кровь – это самый большой грех. И вот ваххабиты осквернили это место. У них нет ничего святого, они устраивают взрывы везде, и в Москве, и в Чечне. Страдают от этого и русские, и чеченцы.

19.04.2004. Полевые командиры

Эту передачу республиканского телевидения я увидела в Грозном. Ведущая – молодая женщина в платке – собрала в студии бывших полевых командиров. В основном это были люди, сложившие оружие еще в прошлом году. Из «свежих» – только министр обороны Ичкерии бригадный генерал Магомед Хамбиев. Напротив бывших масхадовцев сидели женщины-журналистки в платках, с потупленными взорами. Говорили на чеченском. Я бы и не стала просить своих знакомых, Аслана и Ибрагима, перевести беседу, тем более что через два дня собиралась встретиться с Хамбиевым лично. Но в какой-то момент Аслан возмущенно вскочил и заходил по комнате. – Он говорит, что 13 лет воевал с Россией и ни о чем не жалеет! – тут же перевел он. – Он говорит, что был прав! Они ведь в нас стреляли, сколько наших ребят погибло, и теперь они выступают как герои!

Аслан еще в прошлом году служил в одном из грозненских подразделений. Ибрагим служит там и сейчас. Оба бывшие гантамировцы, заходившие в Чечню вместе с федералами. Теперь они считают, что воевали зря.

На экране крупным планом возникло лицо бывшего бригадного генерала Резвана Куцуева.

– 13 лет назад я приехал из России в Чечню, – сказал он. – Потому что мне сказали, что это джихад. И я воевал 13 лет. А сейчас народ попросил меня не воевать. Ну что я скажу? Раз народу эта власть нравится, мы потерпим.

Одна из женщин-журналисток сказала:

– Мы благодарим вас за этот смелый шаг, за то, что вы вернулись в мирную жизнь.

А другая добавила в адрес Магомеда Хамбиева:

– Вы совершили подвиг, вы герой. Теперь в Чечне вы сделаете много хорошего.

– Их сделали народными героями, понимаешь? – горячился всегда спокойный Ибрагим. – Кадыров пообещал им прощение, дал работу и платит деньги, и они верят Кадырову и подчиняются только Кадырову!