– Сэнди?

Когда я открыла заднюю дверь, по моей руке пробежал холодок от холодного металла. Я взглянула на крошечные занозы на ладони, на теплую струйку крови, уже смытую дождем, и сунула руку в карман пиджака.

– Привет!

Мой голос, казалось, где-то сразу исчез, как будто я кричала в пустое пространство. Вода хлынула в кухню и тускло отразилась на кафеле. Порыв ветра вырвал у меня мокрую дверную ручку, толкнул меня в спину. Я снова позвала ее по имени, с меня капал дождь, и лужи растекались вокруг моих ног. Я бросилась к ней, но уже в квартире, на лестнице, меня захлестнула волна отторжения. «Я не должна была быть здесь, – подумала я, – но в то же время и должна».

Вызвать полицию.

Во рту у меня пересохло. Дверь со скрипом захлопнулась за мной, и жалюзи заскрипели, раскачиваясь взад и вперед. Я вынула руку из кармана и пошла, смотря на нее, вверх по лестнице, к единственному источнику света.

В спальнях было темно. Из-под двери ванной комнаты выбивался длинный треугольник света. Нутром я уже чувствовала, что она там.

Я распахнула дверь. Ее светлые волосы волнами плыли под водой. Подол белой рубашки Сэнди вздулся на поверхности, а темные джинсы, словно черные цепи, обвились вокруг ног.

Глаза Сэнди были пустыми, мертвыми.

Тем не менее я кинулась к ней, издав нечто среднее между криком и воем, и попыталась поднять. Я вытащила ее на плитку, уже понимая, что это бесполезно. Я попробовала сделать ей искусственное дыхание. Вокруг пол был залит водой. Голова Сэнди упала на мои колени, когда я закрыла ей нос и вдохнула в рот.

Она ушла. Внутри тела Сэнди ничего не было.

Ее кожа казалась и не теплой, и не холодной. Она больше всего напоминала воду с температурой вашего собственного тела. Как океан, в котором ты исчезаешь или растворяешься.

Я словно парила вне собственного тела.

Я была в шоке.

Когда мой телефон выпал из кармана, я вытерла его и набрала 911.

– Боскобел 5411! – кричала я. Моя голова ударилась о раковину, когда я поскользнулась. – Моя подруга утонула.

То, что она знала, убило Сэнди. Мне нужно было выяснить, что именно. Причем немедленно.

– Вам нужно встать.

Грубая рука опускается на мое плечо, потом другая берет под мышку и тянет вверх. Люди в униформе позади меня. Потом помехи и голоса из маленьких динамиков.

– Как долго девушка пробыла в воде?

– Я не знаю. Она была в ванне, когда я пришла.

– Как давно это произошло?

– Может, десять минут назад… – Наконец до меня дошло. Время для меня исказилось. Я мысленно вернулась к дождю, к занозистым перилам. – Возможно, даже пятнадцать.

Кажется, меня несли, или, может, у меня просто кружилась голова. Позади меня раздавались шаги, и темно-синие рубашки заполнили комнату и коридор. Внезапно зажегся свет – в холле и в спальнях. Возник голос, раздающий указания. Еще один задавал мне вопросы. Я не могла ни на кого смотреть. Меня здесь нет. Этого не может быть.

Когда я встала, то стала ходить по коридору с дикими глазами и дрожала, поглядывая каждые несколько секунд на труп, как будто она могла сесть, извергнуть воду изо рта, как фонтанчик, и закашляться. Словно она могла положить конец этому кошмару.

Синяя рубашка появилась перед моим лицом, преграждая путь. Свет ослепил меня, и я оттолкнула руку с фонарем. Я вела себя как сумасшедшая и понимала это.

Они могли подумать, что я сошла с ума.

Или предположить, что я убила Сэнди.

Потом кто-то пробормотал: «Наркотики». Голос спросил меня прямо:

– Что вы принимали сегодня вечером?

Я сглотнула и отрицательно помотала головой. Интересно, что они уже знают обо мне? Я представила себе выражение лица Кола. Я начала подбирать слова, чтобы рассказать, что я принимала в этот день, что это всего лишь для контроля симптомов – препарат для стабилизации настроения, – но их заглушало эхо странной мысли: Сэнди утонула.

Я поняла, что пытаюсь вернуться туда, где только что произошло это страшное событие… Нет.

Я грызла ногти и ходила по узкому кругу.

Везде была вода. Под ботинками виднелись лужи.

Нужно было что-то делать. Я ощущала себя беспомощной. Делать было абсолютно нечего.

Я пока не могла думать о Паоло, однако огромная громада событий – он и я, и то, как он умер, – всплывала со дна моего сознания, как пузырь со дна океана. Когда пузырь достигнет поверхности и станет частью атмосферы? Это было вопросом времени.

Как это произошло? Имя Мэтта, его фигура в капюшоне, его табачный след на праздничной вечеринке доктора Сильвера – все эти воспоминания обострились в моем сознании. Затем появился другой голос, свет отразился от металлических значков, послышался шум и треск рации. Внезапно на мои плечи легла чья-то рука.

– Простите, мисс.

Я убедилась, что это не просьба, а приказ прекратить расхаживать по комнате. Мои ботинки со скрипом остановились. Когда мои глаза все-таки отыскали лицо человека, чей голос был так близко, я поняла, что это не медик. Это был полицейский, где-то под тридцать, с коротко стриженными светлыми волосами, мокрыми от дождя.

Он спросил:

– Вы звонили в 911?

– Да, звонила. Ой, здравствуйте! – Я, кажется, узнала его.

– Мне нужно, чтобы вы спустились вниз, за мной. Хорошо?

На кухне Сэнди он развернул стул и указал на него.

– Оставайтесь здесь. Ладно?

Я невидящими глазами смотрела на него: темно-синяя форма с еще более темными синими пятнами от дождя. У него были молодые пытливые глаза. Полицейский занял стул между мной и дверью. Я не могла вспомнить конкретно, кто он такой, но мужчина показался мне отдаленно знакомым.

Мое сердце продолжало колотиться.

«Полицейские – умные ребята, – подумала я. – Расскажу им все, что знаю, и они будут искать Мэтта. Если бы я только могла вспомнить его фамилию, они бы забрали его в участок».

Я включила телефон.

Знакомый полицейский-блондин повернулся ко мне:

– Давайте-ка попозже.

Он говорил вежливо, словно работник магазина, указывающий мне направление к товару.

Я положила телефон.

С моих волос, рук и ног капала смесь пота, дождевой воды и воды из ванны. Медик накрыл меня одеялом. Я дрожала, мои щеки горели. Я оглядела квартиру Сэнди – календарь на шкафу с записями встреч, которые уже не состоятся, керамический бык, на рог которого она повесила ключи. Его глаза были покорными и печальными. Ее семейные фотографии напоминали потерянных детей, ждущих чего-то.