Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот только досадно, что именно сегодня, когда я ожидаю гостя, моя экономка, без которой я как без рук, уезжает в отпуск в родную деревню. И, увы, никак невозможно просить её отсрочить свой отъезд. Если разобраться, я ведь уже третий год обещаю ей этот отпуск! Постоянно что-нибудь мешало: то её не в меру щепетильная совестливость, то мой закоренелый эгоизм — вот и на сей раз он уже готов был вновь заявить о себе во весь голос… Нет, ни в коем случае! Уж лучше довольствоваться тем, что есть, и, смирившись, как-нибудь приспособиться к временной прислуге, с которой она договорилась и которая явится завтра. Любопытно, как я уживусь с этой «госпожой доктор», которая должна заменить мою экономку?..
Наверняка какая-нибудь разведенная «мадам», оказавшаяся без средств и вынужденная искать места в приличном доме, — во всем, конечно, виноват деспот муж!.. Ну и прочая, прочая… В общем, более преданной кастелянши мне, разумеется, не найти!..
Не исключено также:
«Приодевшись поутру,
Ленхен ловит на уду»,
как поет Вильгельм Буш… Итак, надо быть начеку! Хотя мысль о том, что я, старый холостяк, попадусь на приманку, ничего кроме смеха вызвать не может! Впрочем, зовут её не «Ленхен», а Иоганна Фромм! Но, с другой стороны, этой «госпоже доктор» всего двадцать три года. Короче, бдительность и ещё раз бдительность! Зорко следи, дорогой мой, за всеми вылазками и обеспечь надежную защиту своих холостяцких бастионов.
Господи, если бы она по крайней мере яичницу умела готовить!..
Вот и сегодня до наследства Джона Роджера руки, видимо, так и не дойдут. Мне бы сначала разобраться с впечатлениями и событиями вчерашнего вечера.
Судя по всему, каждому потомку Джона Ди вместе с кровью и гербом переходит по наследству и привычка вести дневник. Если и дальше так пойдет, я буду вынужден ежевечерне вести протокол о случившемся со мной за день! Признаться, сейчас меня как никогда одолевает навязчивое желание поскорее проникнуть в странные тайны Джона Ди, его затерявшейся во мгле веков жизни, ибо чувствую, что где-то именно там должен скрываться ключ не только к лабиринту его судьбы со всеми мыслимыми тупиками и ловушками, но и — как это ни парадоксально — к тем хитросплетениям, в коих я сам сейчас оказался запутанным. Лихорадочное любопытство подавляло все другие желания и мысли, у меня так и чесались руку схватить очередную тетрадь либо ещё лучше — взломать этот серебряный тульский ларец, стоящий на письменном столе. Сказывалось перенапряжение прошедшей ночи! Другого средства успокоить расходившиеся нервы, кроме как со всей возможной тщательностью и аккуратностью зафиксировать на бумаге происшедшее, я не нашел.
Итак, вчера, вечером — ровно в шесть часов — я стоял на Северном вокзале, ожидая прибытия скорого поезда, которым мой друг Гертнер, согласно телеграмме, должен был приехать. Я занял наиболее удобный наблюдательный пункт у выхода с перрона, рядом с турникетом, так что ни один из покидающих вокзал пассажиров меня никак миновать не мог.
Экспресс прибыл точно по расписанию, я спокойно и внимательно оглядывал вновь прибывших, процеженных сквозь фильтр турникета, — моего друга Гертнера среди них не было. И вот уже последний пассажир нокинул перрон, уже отогнали состав на другой путь, а я всё ждал… Наконец, порядком раздосадованный, я направился к выходу.
Тут объявили, что с минуты на минуту должен прибыть ещё один скорый, идущий почти по тому же маршруту, только не из-за границы. Я не поленился вернуться на прежний наблюдательный пункт и дождаться и этого поезда.
Напрасный труд! Как видно, прежняя пунктуальность и обязательность моего университетского друга, подумал я не без горечи, относятся как раз к тем свойствам, которые с течением лет меняются отнюдь не в лучшую сторону. В общем, вокзал я покинул сильно не в духе и направился домой, льстя себя надеждой застать по крайней мере телеграмму с извинениями.
У турникета проторчал я почти целый час; было уже около семи, начинало смеркаться, когда, бездумно свернув в какой-то случайный переулок, который никоим образом не приближал меня к дому, я наткнулся на Липотина. Внезапная встреча со старым антикваром почему-то настолько меня поразила, что я, застыв на месте, довольно неуместно ответил на его приветствие нелепым вопросом:
— Как вы здесь оказались?
Настал черед удивляться Липотину — очевидно, он заметил моё замешательство, и тотчас характерная саркастическая усмешка, которая меня всегда сбивала с толку, появилась на его лице; оглядевшись с подчёркнутой озадаченностью, он сказал:
— А что в этой улице особенного, почтеннейший? Примечательна она, пожалуй, лишь тем, что, как по линейке, пересекает город с севера на юг, напрямую соединяя кафе, в котором я обычно сижу, с моим домом. Вам, конечно, известно: прямая есть кратчайшее расстояние между двумя точками… А вот вы, мой благодетель, похоже, идёте обходным путем, так как ума не приложу, что вас могло занести в этот переулок! Влияние луны? Неужели в самом деле сомнамбулизм?
И Липотин преувеличенно громко расхохотался. Его шутовской смех болезненно задел меня. С отсутствующим видом, глядя куда-то мимо, я пробормотал:
— Совершенно верно, он самый. Я… я хочу домой.
Липотин снова засмеялся:
— Поразительно, оказывается, лунатик может заблудиться даже в собственном городе! Ну что ж, если вы хотите домой, мой друг, то вам нужно у следующего перекрестка направо и назад… впрочем, если позволите, я вас немного провожу.
Тут только я наконец стряхнул свою дурацкую скованность и смущенно сказал:
— У меня такое ощущение, Липотин, словно я в самом деле спал на ходу. Хорошо ещё, что хоть вы меня разбудили! И… и это вы мне позвольте в знак признательности сопровождать вас.
Липотин с готовностью кивнул, и мы двинулись в сторону его дома. Дорогой он по собственному почину рассказал, что княгиня Шотокалунгина на днях весьма подробно расспрашивала обо мне, по всей видимости я ей чем-то приглянулся, так что могу теперь записать на свой счет ещё одно сраженное сердце, покорить которое было бы лестно любому мужчине. Я же довел до сведения Липотина, что не являюсь «покорителем сердец» и никогда не собирался коллекционировать победы над слабым полом. Однако Липотин только поднял, шутливо сдавшись, руки и засмеялся; потом вскользь, без видимого намерения меня подразнить, добавил:
— Кстати, о наконечнике копья она с тех пор не обмолвилась ни словом. В этом вся княгиня! Сегодня упорствует, завтра забыла. Таковы все женщины, не правда ли, мой друг?
Должен признаться, от этого сообщения у меня на душе сразу как-то полегчало. Итак, всего-навсего обычный женский каприз!
Поэтому, когда Липотин предложил в один из ближайших дней захватить меня с собой к княгине — видимо, та намекнула ему, что после своего, надо сказать, довольно бесцеремонного вторжения ждёт ответного шага с моей стороны, — такой визит вежливости мне показался вполне уместным; заодно положу конец этому антикварному недоразумению.