«Так, — подумала Карен. — Не рассказывай ему лишнего, сперва выясни, что он уже знает».

— А что тебе говорили вчера агенты? Ну, когда тебя у меня забрали?

— Они сказали, что папа попал в беду. И спрашивали, есть ли у него подружки. — Он сел в кровати, сбросил с ног одеяло. — Они на него сердятся? За то, что у него теперь подружки?

Карен покачала головой:

— Нет, мой хороший, никто на него не сердится. Вчера получилась просто ошибка, понимаешь? Эти агенты вошли не в ту квартиру.

— У них были пистолеты, я сам видел. — У Джонаса глаза стали больше — он вспомнил, вцепился в рукав Карен, смял ткань в кулаке. — Они папу застрелят, если найдут?

Она обняла сына, прижала к себе крепко, положив подбородок на его левое плечо. Он заплакал, трясясь всем телом, Карен ощутила содрогания детского тельца и тоже заплакала. У них был один страх на двоих: люди с пистолетами ищут Дэвида, и рано или поздно они его найдут. Слезы текли по щекам Карен и падали ребенку на спину, на пижамной курточке оставались мокрые пятна.

Укачивая Джонаса на коленях, она смотрела на картину, висящую рядом с детской кроватью. Это был рисунок солнечной системы, который Дэвид сделал для Джонаса два года назад, как раз перед тем, как съехал с квартиры. На большом желтом плакате он начертил солнце с планетами, пояс астероидов и несколько блуждающих комет. Дэвид часами работал над этим рисунком, аккуратно вычерчивая кольца Сатурна и Большое Красное Пятно на Юпитере. В то время, вспомнила Карен, она обижалась на него за эту тщательность: Дэвид готов был часами работать над картинкой для сына, но не мог найти пяти минут для разговора с женой, хотя семья у них разваливалась. Теперь она поняла, что Дэвид вовсе не был бессердечным, он просто отступал перед неизбежным. Чем влезать в очередной бесплодный спор, он склонялся над желтым постером и занимался любимым делом.

Но прошла минута, и Карен вытерла слезы. «Хватит плакать, — сказала она себе. — Пора что-то делать».

Взявши Джонаса за плечи, она отодвинула его от себя и заглянула в глаза.

— Так, а теперь слушай меня. Одевайся, да как можно быстрее.

Он посмотрел на нее, не понимая. На пухлых щеках горел румянец.

— А что такое? Куда мы идем?

— Мы поедем к одной моей подруге. Она поможет нам исправить эту ошибку, чтобы у папы больше не было неприятностей. О'кей?

— А как она ее исправит? Она знакома с полицией?

Карен положила руку ему на спину, подталкивая из кровати.

— Давай одевайся. Поговорим по дороге.

Джонас стал снимать пижаму, а она пошла к себе в комнату переодеться в деловой костюм. Может, стоит надеть серый «Донна Каран», который она обычно надевает на переговоры по контрактам. Чтобы выполнить запланированное, ей нужен респектабельный вид.

Но она не успела даже начать, как прозвенел звонок. На миг она замерла, вспомнив, как врывались накануне в квартиру агенты ФБР. Осторожно подойдя к двери, Карен выглянула в глазок.

Это был Эмори. Он стоял на коврике у дверей в своем сером костюме, и вид у него был озабоченный и усталый. Марлевый тампон прикрывал ссадину, полученную, когда его скрутили агенты. В руке он держал сотовый телефон и несколько раз кивнул, очевидно, заканчивая разговор.

Карен открыла дверь. Эмори быстро закрыл телефон, потом вошел внутрь.

— Карен, тебе надо поехать со мной в офис федерального прокурора. Он хочет говорить с тобой немедленно.

Она нахмурилась:

— Ты что, спятил? Я туда не вернусь!

— Это не ФБР, это федеральная прокуратура. Он хочет извиниться перед тобой за вчерашнее поведение агентов. — Эмори показал на бинт над бровью: — Передо мной он уже извинился за грубое обращение.

— Извиниться? — Возмущенная Карен замотала головой. — Если он хочет извиниться, то должен приехать сюда и на коленях, на коленях умолять моего сына о прощении! А потом нагнуться и получить от меня пинок в зад!

Эмори подождал, пока она договорит.

— У него также есть информация по делу твоего бывшего мужа. Определили его сообщника по торговле наркотиками. Это женщина, профессор из Принстона по имени Моника Рейнольдс.

— Никогда о ней не слышала. И никакой торговли наркотиками нет, Эмори, я тебе говорила — все сфабриковано.

— Боюсь, что здесь ты можешь ошибиться. Эта Рейнольдс — чернокожая из Вашингтона, и у нее определенно есть связи с наркоторговлей. Ее мать — наркоманка, а сестра — проститутка.

Карен отмахнулась:

— И что? Ни черта это не доказывает. Они опять это состряпали.

— Эту женщину с ним видели, Карен. Ты уверена, что Дэвид никогда о ней не говорил?

Эмори внимательно смотрел на нее, прямо в глаза, и у Карен возникли подозрения. Она видела мотивы, по которым ФБР придумало такую историю: все еще отрабатывают вариант с подружкой, все еще хотят разжечь в ней ревность, чтобы она выдала своего бывшего. Но почему так внимательно рассматривает ее Эмори?

— Что происходит? — спросила она. — Ты меня, что ли, допрашиваешь?

Он рассмеялся, но как-то вымученно.

— Да нет, нет. Я просто устанавливаю факты. Это же мы, юристы, и делаем. Профессия…

— Господи Иисусе! Я думала, ты на моей стороне!

Он шагнул к ней, положил руку ей на плечо. Наклонил голову набок, улыбнулся отцовской улыбкой — обычно резервированной для младших сотрудников в его адвокатской конторе.

— Пожалуйста, успокойся. Конечно, я на твоей стороне. Я просто хочу облегчить тебе ситуацию. У меня есть друзья, которые очень хотят помочь.

Он погладил ее по руке, но от этой ласки у Карен мурашки поползли по коже. Этот старый хрен работает на ФБР. Они его как-то привлекли к своему делу. Карен дернула плечом, сбрасывая его руку.

— Так вот, мне твоя помощь не нужна, понятно? Могу сама о себе позаботиться.

Он перестал улыбаться.

— Карен, послушай, пожалуйста. Дело очень серьезное, в нем замешаны весьма влиятельные люди. Такие, которых лучше не иметь врагами. Это нехорошо было бы и для тебя, и для твоего сына.

Она обошла его и снова открыла дверь. Карен не могла поверить, что спала с этим подлецом.

— Убирайся отсюда, Эмори. А своим друзьям скажи, чтобы шли к той самой матери.

Он скривился, дернул патрицианской верхней губой и со всем достоинством, которое допускало его положение, вышел за дверь.

— Я бы на твоем месте был поосторожнее, — сказал он холодно. — И не стал бы ничего предпринимать в спешке.

Карен захлопнула дверь. Она как раз задумала кое-что очень спешное.

Вице-президент сидел в своем кабинете в Западном Крыле и с несчастным видом ковырял вилкой маленький сухой кусочек куриной грудки, окруженный сваренной на пару морковкой. После четвертого инфаркта повара Белого дома посадили его на диету с низким содержанием жира — блюда вроде этого. Первый год он стоически все переносил: память о сокрушительной боли в груди была еще достаточно свежа, чтобы держать его в узде. Но время шло, и со временем росло возмущение. Вице-президенту хотелось сочного бифштекса, плавающего в соусе, или хвост омара размером с кулак, тонущий в растопленном масле. Ежедневные кулинарные лишения портили ему настроение, заставляли рявкать на своих помощников и охранников из секретной службы. Но он не сдавался, как положено солдату: Американский Народ на него надеялся. Президент — тупица, безмозглая витрина, умеет выигрывать выборы, а больше почти ничего. Без совета и наставления вице вся эта администрация покатилась бы в тартарары.