* * *

В тот день, когда это сообщение высветилось на мониторе моего компьютера — и на тысячах других в офисах «Версаля» от Скандинавии до Юго-Восточной Азии, — Регина яростно захлопнула свою дверь. Ей хотелось, чтобы этот угрожающий хлопок услышали во всех офисах и Стокгольма, и Сингапура.

Люди старались пока не попадаться на ее пути.

* * *

— Так, значит, мы запускаем труппу швейцарских мимов в разделе «Они на взлете» в мартовском или апрельском выпуске. У нас есть еще статья Зака о скульпторе… это будет страница с фотографией скульптора и с парой снимков его работ…

Бетси делает обзор материалов для последующих номеров. Идет большое совещание с участием редколлегии, художественного отдела и отдела моды.

— Что-нибудь еще? — спрашивает она, глядя на нас сквозь модные, но слегка смахивающие на старушечьи очки. — Таким образом, на данный момент у нас есть свободные полстраницы.

И тогда это случается.

Айви поднимает руку. У меня обрывается сердце, мошонка сжимается, а горло перехватывает, как будто в легких вместо воздуха оказывается непригодный для дыхания газ.

— Есть предложения? — спрашивает Бетси с легкой снисходительной улыбкой.

Теперь ее очки сидят на самом кончике носа, и получается, что она смотрит вверх и вниз одновременно. Она выглядит моложе своих сорока пяти, но все равно сильно напоминает одного из «Едоков картофеля» Ван Гога.

— Есть немецкая театральная музыкальная труппа под названием «Невро Евро-Ахинея», — говорит Айви. — Они ставят антрепризы с элементами кабаре по мотивам Брехта — Вайля — Макса Рейнхарда. Сейчас они имеют бешеный успех в Германии и Франции, а этим летом в течение нескольких месяцев будут давать представления в театре «Паблик». Они могут стать новыми «Стомп», «Блу Мэн Групп» или «Цирк-дю-Солей».

Ее голос звучит так невозмутимо, так уверенно и даже профессионально… вне сомнения, это выучка Найтингейл-Бэмфорда. И это все срабатывает… предложение принимается! Теперь наконец я могу дышать.

— Звучит заманчиво, — говорит Бетси.

Джеки спрашивает Айви, сможет ли она взять интервью у одного-двух членов труппы. И Айви отвечает утвердительно: ее отец знаком с главой их управляющей компании.

— Вот каково иметь папочкой Джимми Купера, — говорит Марк Ларкин, делая что-то странное со своим подбородком (со стороны выглядит так, словно он пытается поменять местами верхнюю челюсть с нижней), — окупается, а?

— Уверен, что это окупается и в других областях тоже, — говорит Марсель Перро.

— Что ж, — отвечает на это Айви без задержки, самоуверенно и отчетливо, мотнув головой и рассыпав волосы по левому плечу, — вам-то не приходится проживать с ним под одной крышей.

Просто оглушительный успех — она выступила чертовски хорошо, лучше, чем я в первый раз. Отдел кадров «Версаль паблишинг» мог бы сделать видеозапись этого выступления и продавать ее в качестве учебного пособия для будущих сотрудников.

Собрание заканчивается. Статья о Лерое Уайте остается в подвешенном состоянии в ожидании шести свободных страниц в каком-нибудь из следующих номеров.

Я рысью несусь в туалет мимо Смитти, которая спрашивает между затяжками каркающим голосом: «Где горит, Захарий?», — запираю дверь кабинки, с грохотом опускаю сиденье и плюхаюсь на него. Я остаюсь в таком положении почти десять минут, восстанавливая дыхание и нормальную температуру тела.

И это еще Айви не выставила меня дураком! В каком же состоянии я был бы, если бы она сделала это?

До того, как Айви круто набирает высоту, на собрании случается кое-что еще.

Для раздела «Они на взлете» Вилли предлагает писателя из Луизианы А. А. Фонтено, которого он читает в последнее время. Уже издано пять его романов, которые получили превосходные отзывы критиков, но продаются в ничтожно малых количествах. Несколько месяцев назад Фонтено сменил издательство, с которым прежде сотрудничал.

Старый приятель Вилли проживает в одном доме с Фонтено, и они вместе уговорили писателя, ведущего жизнь отшельника, дать интервью. Статья Вилли будет максимум на две страницы или даже на одну.

— Совершенно ясно, — доказывает он всем, — что звезда Фонтено взойдет очень скоро, возможно, как только выйдет его следующая книга.

Вилли очень хочет получить это задание… его голос звучит громко и убедительно. Я давно не видел его таким воодушевленным.

— Это писатель из одного ряда с Кормаком Маккарти, Харри Крюсом и — извини, Зак — Итаном Колеем.

Я понимаю, что он упомянул Колея не для того, чтобы смутить меня, а для того, чтобы всплыло знакомое имя для сотрудников, в особенности из отдела моды, которые, наверное, в жизни ничего не читали, кроме ярлыков на одежде.

— Но с таким же успехом можно попытаться «слепить» кого-то еще, — возражает Бетси.

Лиз Чэннинг сообщает, что она читала одну из книг Фонтено и, хотя она была трудноватой для восприятия, вещь оказалась стоящей.

— Не знаю, — заявляет Марк Ларкин. — Мы что, собираемся писать статью о каждом писателе, который плохо продается?

Даже не видя Вилли, я могу предположить, что его ноги выбивают бешеную дробь под длинным столом.

— Такая возможность выпадает раз в жизни, — говорит Вилли. — Он, может быть, больше никогда не согласится давать интервью.

— Нам, типа, следовало бы сначала убедиться, что он, типа, фотогеничен? — отзывается тупица из отдела моды, бросая надменный косой взгляд.

— Если хочешь знать, здесь не телевидение, — отвечает Вилли. — Вопрос был, фотогеничен ли он? Так вот, я понятия не имею. Я также не знаю, был ли фотогеничен Толстой.

— Толстой не был, — говорит Байрон Пул.

Когда я возвращаюсь из туалета, оправившись от ошеломительного дебюта Айви, меня ждет следующее сообщение: