Руки чесались убить того сукина сына, который сотворил с ней такое. Стюарт с великой радостью порвал бы его на куски, а потом нашел бы ее отца и потребовал ответа, почему тот ничего не сделал, чтобы отомстить за нее. Он костерил себя за то, что был слеп и не замечал очевидного, и это вызывало желание напиться, предпринять какие-то действия, пробить стену – сделать хоть что-нибудь…

Стюарт глубоко вздохнул и закрыл лицо руками, стараясь подавить бушевавший в нем гнев, понимая, что это плохой советчик.

Некоторое время спустя он взял трость, надел туфли и вернулся в свою комнату переодеться к обеду. Облачившись в накрахмаленную рубашку, белый жилет, черный вечерний сюртук и брюки, Стюарт почувствовал, что это, как ни странно, помогло спрятать гнев поглубже. А когда повязал белый шелковый галстук, застегнул пуговицы рубашки и вдел запонки в манжеты, вложил в карман белый платок, он уже был в состоянии заглушить в душе разъяренного зверя и снова стать цивилизованным человеком.

Теперь можно отправляться и на поиски жены.

Эди он нашел в Римском саду, на той же самой скамье, где они сидели днем раньше, но, едва завидев его за живой изгородью, она вскочила на ноги.

– Что вам нужно?

Он остановился, не желая причинять ей боль и обдумывая, как поступить. Он пришел успокоить ее, но, как видно, это ей нужно сейчас не больше прошлогоднего снега.

С глубоким вздохом он произнес:

– Значит, ваше сердце не было разбито?

По ее лицу пробежала дрожь, и Стюарт показалось, что в грудь ему вонзился острый нож.

– Он… – Боже, как трудно это выговорить! – Он изнасиловал вас.

Она не издала ни звука. Она не могла говорить – просто смотрела на него, и никакого ответа не требовалось. Ее боль застыла в воздухе между ними, и гнев Стюарта стал еще глубже, захватывал все его существо.

С самого начала он чувствовал ее боль, но не понимал истинной причины. А может, не хотел понимать? Оказалось, что проблема вовсе не в разбитом сердце или естественном страхе девственницы – все гораздо сложнее. И теперь, когда он знает правду, какой бы ужасной она ни была, пути назад нет. Вопрос в том, что теперь делать с этой правдой.

– Мне хочется его убить, – сказал Стюарт, поддавшись первому импульсу. – Я готов ближайшим пароходом отправиться в Нью-Йорк.

– Нет, вы не можете, – проговорила Эди, качая головой. – Я ценю этот жест, но нет. В Англии герцогу, возможно, убийство и сошло бы с рук, но в Америке законы гораздо жестче – вас повесят. Кроме того, неужели вы думаете, что мне не приходило это в голову? Сколько бесконечных ночей я провела, обдумывая это! Это стало смыслом жизни. Но есть Джоанна, ее будущее, и я не должна забывать об этом.

– Хорошо, пусть я не могу его убить, но есть и другие возможности.

– Какие? Дуэль из-за моей оскверненной чести? – Она рассмеялась, и этот смех заставил его вздрогнуть. – Мы виделись… после, и он отказался жениться на мне. И согласно мнению света я превратилась в ловкую маленькую нахалку, которая старалась заманить благородного джентльмена в свои сети и обманом затащить под венец. Где тут честь, ради которой стоит стреляться? Особенно когда прошло шесть лет.

– Согласен, дуэль подразумевает временные границы, но это не то, что я имел в виду.

Она покачала головой.

– Он богат, известен, имеет вес в обществе – в общем, недосягаем.

«Таких людей не существует, – подумал Стюарт, – у каждого есть своя ахиллесова пята», – но вслух этого не сказал. Напомнив себе о более важном на данный момент, он постарался унять свой гнев: для этого еще будет время.

– Не могу даже вообразить, что вам пришлось перенести, и не жду, что вы расскажете мне об этом, но…

– Хорошо. – Слово прозвучало как выстрел.

– Но если вы когда-нибудь захотите…

– Не захочу. А теперь, пожалуйста, уйдите.

Она похожа на раненое животное, подумал он, глядя на нее. Страх и боль присутствовали в каждом ее движении, в напряженности позы, в настороженном взгляде. Ей хотелось в одиночестве зализать раны, чем она и занималась все время, но он не мог позволить ей продолжать в том же духе.

Более, чем когда-либо, она сейчас напоминала испуганную газель, и он решил, что есть только единственный способ к ней подступиться. Медленно, двигаясь с максимальной осторожностью, он сделал шаг в ее сторону и тут же остановился, увидев, как она подхватила юбки. После второго шага она в панике принялась оглядываться, пытаясь сообразить, куда бежать. Путь ей преграждали заросли кустарника, и когда он сделал третий шаг, она, должно быть, решила, что не стоит сквозь них продираться, а вместо этого вскинула подбородок и обдала его холодом зеленых глаз.

– Я бы хотела побыть одна, если не возражаете.

– Разумеется, возражаю. – Он медленно обошел фонтан, подходя к ней все ближе. – По моим расчетам, у меня еще осталось полчаса вашего времени.

– Вы что, шутите? – В ее глазах промелькнул страх. – Сейчас, после того как все узнали, вы не можете продолжать…

– Могу и буду. – Он видел, как ее лицо еще больше побледнело, но отступить не мог, не мог уйти и оставить ее наедине со своей болью. Она его жена, черт побери… – Для меня ничего не изменилось. И впереди еще восемь дней. Или вы решили сдаться?

Она в нерешительности переступила с ноги на ногу и вновь огляделась.

– Вы, конечно, можете, но тогда вам придется бежать.

Он медленно поднялся по ступеням и остановился перед ней. Между тем на землю спустились сумерки – время, когда все краски кажутся ярче, а запахи – сильнее. Он видел золотые искры в ее зеленых глазах и медный блеск светло-рыжих волос, а вдыхая ароматы сада, ощущал запах ее страха.

– Только имейте в виду: бегство будет означать поражение.

– Вы не можете этого понять, – процедила она сквозь сомкнутые зубы. – Вам не дано.

– Возможно, но я хорошо знаю, что такое страх: не раз встречался лицом к лицу, – и умею с ним справляться. Единственный способ – встретить его с открытым забралом и преодолеть, потому что все равно от него не убежишь.

Едва сдерживаемые рыдания вырвались из ее горла, но она справилась с ними, закусив губу.

– И боль мне знакома тоже. Кому, как не мне, знать это? Но, Эди, раны можно залечить, даже самые глубокие, – нужно только проявить настойчивость. Пройдет время, и все забудется как страшный сон.

Она подняла голову, и золотистые искорки в ее глазах вспыхнули с новой силой.

– Вы так думаете? Вы столь самонадеянны, если решили, что можете излечить меня?

– Скорее надеюсь, что мы можем излечить друг друга.

– Мы оба прекрасно знаем, что вы можете нанять нового камердинера, который прекрасно справится с теми обязанностями, которые вы возложили на меня, или обратиться к местному доктору. Я вам абсолютно не нужна.