Пока суд да дело, у нас по-прежнему происходит по десять собраний на день, а оскорблений и угроз сыплется на наши головы больше, чем рисовых зерен, получаемых нами на обед за неделю. Совет чести и военные суды для этой цели функционируют на полную мощность, ботинки по-прежнему стоптаны, одежда такая же плохая, в спальнях площадью четыре на четыре метра теснятся и спят так же по десять военных, а на «Уранусе» существует, как и прежде, один клозет на десять тысяч военных. То есть всего – два клозета.

В свою очередь, мы можем с гордостью рапортовать, что туалеты на «Уранусе» «функциональны на сто процентов»!

Около часу ночи ко мне в дверь стучит Игнуцэ Миленуц и, когда я открываю, он кричит:

– Идите скорее – умирает Кырстеску Думитру из Вылчи!

Известие меня парализует. Чувствую, как у меня в жилах стынет кровь. Засовываю ноги в ботинки и выбегаю в холл. Пока бегу, спрашиваю себя, что могло случиться с солдатом. Кырстеску – плотник, и он не потребляет спиртного, потому что у него больной желудок.

Вхожу в спальню. Подслеповатая лампочка на потолке бросает на нас грязный свет, со спинок кроватей свисают майки, кальсоны, пластиковые пакеты с едой, на полу валяются комки бумаги и окурки сигарет, в комнате стоит спертый воздух подводной лодки, потерпевшей крушение и легшей на дно моря уже без запаса кислорода, пахнет потными телами и немытыми ногами, на двухъярусных кроватях солдаты спят полулежа, а грязные одеяла наполовину свисают вниз. Адская, удушающая жара июльской ночи. В спальне, как и во всех других, спят десять солдат.

Кровать Кырстеску стоит в левом ряду, в самой середине. Лицо у человека синеватое, кажется, он уже не дышит, и бетонщики Киорча Михай, Ифрименко Петря, Рышновяну Илие (все из Вылчи) и Домициан Митрикэ из Брэилы стоят посреди комнаты. Великан Шефанович Живко из Ченада растирает Кырстеску руки уксусом, что приводит к тому, что атмосфера становится по-настоящему токсичной.

– Что случилось, – кричу я. – Откройте окна и дверь настежь.

Я бросаюсь к кровати солдата. Отодвигаю Штефановича в сторону, беру руку Кырстеску и щупаю ему пульс, который бьется еле-еле. Поворачиваюсь к солдатам, которые молча смотрят на меня:

– Возьмите два одеяла и положите их в холле!

– Вниз? На цемент?

– Да! Вниз! Вы, двое, помогите мне вытащить Кырстеску наружу, и я положу его на одеяла! Погасите сигареты, ведь вы помрете здесь! Я сказал вам выходить и курить в холле – не в комнате!

Кладу левую руку под затылок солдату, правую – под лопатки и кричу Пьептэнару Иону и Лазэру Штефану, обоим из Вылчи:

– Засуньте руки ему под поясницу и под ноги. Поднимите его немного, а потом стаскивайте его с кровати, выносим его в холл и кладем на одеяла! Ты иди с подушкой, Пал! – говорю Алмаши Палу из Сэлажа.

Мы выносим Кырстеску и кладем его в холле. Открываю ему пижаму на груди и даю ему пару пощечин. Результат почти чудодейственный. Кырстеску открывает глаза и смотрит на нас в полуобморочном состоянии. Он недоумевает. Пытается подняться, но я прижимаю его назад.

– Лежи так! Как ты себя чувствуешь?

– Да… сейчас хорошо… У меня голова так закружилась… Дыхание перехватило, как будто воздуха больше не было…

– Так у тебя его и не было! Я принес тебе в кармане! В магазине на прилавок сейчас выбросили, а другого ничего и нет.

Солдаты начинают смеяться. Я поднимаюсь от Кырстеску и говорю:

– Пьертэнару, Лазэр и Пал! Вы все трое – плотники. Как и Кырстеску. Скажите быстро, что вы пили в этот вечер и у какой цыганки брали. Если у той, что со светлыми волосами, значит вы сели в лужу, потому что она делает палинку[38] из метилового спирта. И делится тем, что берет с вас, с участковыми милиционерами на углу улицы. Ну, говорите!

Но солдаты клянутся, что не пили ничего. Кырстеску приходит в себя, и ясно, что у него был шок из-за отсутствия воздуха. Говорю им, чтобы держали окна и двери открытыми, иду к себе в комнату и снова ложусь в постель. Засыпаю мгновенно.

* * *

Час дня. Собираю людей в просторном холле на первом этаже Дома. Строю их в колонну и спускаюсь с ними на стадион, чтобы идти на обед. Командование части уже собралось там. Все руководство в полном составе.

Перед строем военных, крылья которого упираются в проволочные заборы бывшего стадиона, стоит примерно в пятнадцати метрах от него командир части в сопровождении штаба. У подполковника Сырдэ Марина лицо осунувшееся, несколько театрально он держит руки за спиной. Между ним и массой военных (то есть нами) играют в футбол две команды гражданских, работающих в Доме. Фактически их труд в Доме сводится примерно к этому – игре в футбол на деньги. Борьба очень напряженная. Большими усилиями со стороны нашего руководства игру удается прервать, несмотря на протесты и гиканье «спортсменов».

– Начинайте перекличку! – приказывает начальник. – Имейте в виду, что некоторые товарищи проведут сегодня проверку всех военных. По зернышку, поголовно. Вот они уже и идут.

Ропот и шевеление проходит по рядам.

– Офицеры! Офицеры, вперед! Начальники взводов, тоже вперед! – кричит кто-то.

Потом другой голос:

– Все – с удостоверениями личности в руке! Будут проверяться личные фотографии и документы.

Я считаю своих людей. Отсутствуют двое. Один в лазарете, больной, а Замфиреску я оставил дневальным у материалов, которые мы используем в работе наверху, в Доме. Ищу глазами тех, что из Телеормана, о которых знаю, что нередко они отстают от взвода, но все – в строю: Кистол Ионел, Мирча Думитру, Дину Ион… Петку Ионел из Вранчи и Беженару Раду из Галаца только что вернулись вчера из увольнительной и попали вовремя. Гейци Николае из Караш-Северина ссорится с Херпергером Яношем из Орадя из-за одной и той же защитной каски, которую они оспаривают уже две недели, а Михалча Георге и Порумб Ион, оба из Бакэу, пытаются их помирить. Кэлин Николае и Барой Павел из Горжа курят за строем тайком, арадцы Могошан Тудор и Шандру Алдя спрашивают меня шопотом, уже в третий раз, застрелит ли нас секуритате или нет, Геици Петру из Бихора зевает, Серецан Ионел из Бистрицы чешет в ухе, вылчане Попа Илие и Тэнасе Ион вытягивают шеи, чтобы получше видеть поверх голов, что происходит на плацу, бузэузцы Бэкану Георге, Раду Константин и Бузой Петре ссорятся позади строя из-за занятых в долг денег (кем у кого, не знаю), Захария Ион из Нямц, Агришан Флоря из Бистрицы и Фрэцилэ Ион из Праховы спрашивают меня, долго ли будет продолжаться перекличка, и все мне говорят хором, что хотят есть.

На этот раз проверку проводят офицеры секуритате. Или, во всяком случае, нам так говорят. Это несколько человек с седыми волосами и атлетического сложения. Носят на форме синие петлицы. Честно говоря, это дело оставляет нас равнодушными, пусть нас приходит проверять хоть КГБ. Один из них сухо спрашивает меня о личном составе взвода по контрольному списку: присутствующий личный состав и отсутствующий. Отвечаю так же сухо. Подходит еще один. Эти двое берут у меня тетрадь присутствия из рук и начинают проверку военных. Их сноровка вызывает зависть. Почти за две минуты они заканчивают.