Наконец, Матей решается на контратаку:

– Дорогой товарищ Пóра, говорю вам это по-дружески. Наша армия не нуждается в таких людях, как вы.

– Ваша армия?

И полковник:

– Как?…

– Вы сказали «наша армия»…

– Да.

– То есть ваша армия…

– Моя, ваша, нашего народа! А-а-а!

Полковник бьет себя по лбу ладонью и пристально вглядывается в меня, улыбаясь.

– А-а-а-а! – повторяет он. – Мы говорим в издевательском тоне. Мы писатели и издеваемся. То есть… это моя армия, Матея, и я делаю с ней, что хочу…

– Сначала вы так сказали, и я испугался. Потому что я офицер этого народа. Народ вложил в меня деньги, чтобы я стал офицером. Во всяком случае, так говорит политика партии и так мы выучили в училище. Но после этого вы сделали необходимое уточнение, и я успокоился. Вы подтвердили, что это армия народа. Все-таки я являюсь офицером этого народа.

Родина сделала меня офицером. Вы теперь говорите, что народ не нуждается во мне. Что вы хотите, чтоб я понял из того, что вы говорите, товарищ полковник?

Полковник встает со стула, обходит кабинет и останавливается передо мной, глядя на меня сквозь холодные линзы очков.

– Товарищ лейтенант, ты надо мной издеваешься?

– Докладываю, что я не сказал ничего такого, чтобы вас обидеть. Я сказал точно, что думаю.

– И что ты думаешь?

– Я думаю, например, о том, что вы поручили товарищу Лупешу привести меня сюда под конвоем и что потом вы вызвали товарища Михаила удостоверить мою личность.

– Да. И что из этого? Я должен тебе давать отчет о том, что я делаю, и о методах нашей работы?

– Конечно, нет, товарищ полковник. Но вы думаете, если бы мне кто-нибудь сказал предстать перед вами, было бы возможно такое, чтобы я послал сюда кого-нибудь вместо себя? В этой ситуации, товарищ полковник, я отказываюсь от звания писателя, которое вы мне предоставили раньше, и с большим удовольствием уступаю его вам, потому что ваше воображение дает вам право называться писателем.

Лицо полковника делается синюшным. Он резко поворачивается и начинает разъяренно, заложив руки за спину, ходить по кабинету. И в этот момент я вонзаю гарпун еще глубже:

– Конечно, надо будет, чтобы вы поделились званием писателя с другими, у которых такое же богатое воображение.

– И кто эти другие?

– Возможно, те, кто вас информировал о том, что случилось вчера вечером при посадке в автобусы. Воображение затопило нашу армию, товарищ полковник. Мы все стали писателями. Я сильно боюсь, что все недисциплинированные и проблемные люди, с которыми мы боремся день за днем, есть лишь продукты фантазии некоторых. Мне остается только надеяться, что настанет день, когда люди, которые витают в эмпиреях, будут заменены, и наша социалистическая революция сможет возобновить свой славный марш к будущему с трезвомыслящими людьми. И тогда…

Раздается постукивание в дверь, и в комнату входит подполковник Михаил. Политрук возвращается от окна и снова усаживается за стол.

– Садитесь, товарищ Михаил.

С видом полного удовлетворения Михаил опускается в кресло, снимает фуражку с головы и энергичными движениями зачесывает волосы назад.

– Как ты попал в Бухарест? – обращается вдруг ко мне Матей.

– Я окончил Военное танковое училище в Питешть с высокой средней оценкой. Средняя – «9,37»[37].

– Высшее танковое училище в Питешть?

Но я не успеваю ответить, потому что отвечает Михаил:

– Сейчас оно так больше не называется. Сейчас оно называется так, как он сказал… но гражданский эквивалент – все равно младшие инженеры.

– Ага, – говорит Матей. – Значит, у тебя средняя была «9,37». Но знаешь, опыт показал, что не те, кто оканчивают училище с высокой средней оценкой, блистают. Обычно очень хорошими офицерами становятся и дослуживаются до командиров крупных воинских подразделений и частей не обязательно выпускники со средней высокой оценкой, а те, у кого средняя меньше.

– Да, – говорю я. – И мне это тоже показалось странным.

Политрук смотрит на меня ядовитым взглядом, и его губы становятся синими.

– Ты много говоришь. Мы здесь не на посиделках.

– Есть!

– Товарищ лейтенант, вчера вечером вы совершили серьезный проступок, подстрекая людей взвода побить командира части… Товарища генерала Богдана.

– Да, так, – говорю я. – Я вам рапортовал с самого начала, что вы должны предать меня Военному суду.

Тяжелый кулак Михаила с силой ударяется о стол, производя страшный шум и подбрасывая вверх тетрадь Матея в красном переплете.

– Хватит разговоров, эй, ты, лейтенант! Подстрекаешь солдат на преступление? Это преступление, товарищ!

– Товарищ Михаил, – перебивает примирительно Матей. – Мы не должны кричать на товарища лейтенанта, который должен будет дать… тем, кому полагается, некоторые объяснения по поводу своего поведения.

Потом – ко мне:

– Товарищ лейтенант, ваше дело находится на рассмотрении в Дирекции. И я вас заверяю, что мы его рассмотрим самым тщательным образом. У вас уже были прецеденты в полку в Пантелимоне. Ну, хорошо, самое большее через несколько месяцев вас вызовут для дачи показаний. До самого последнего момента я верил, что смогу заставить вас признать, что вы ошиблись. К сожалению, мне это не удалось. У меня еще один вопрос. В вашем деле записано, что вы знаете французский и русский языки. Читаете… иностранную прессу… книги на иностранных языках…

– Мне неоткуда их взять…

– Тогда зачем вы их изучали?

– Думаю, что я их изучал для того, чтобы предать родину. Потому что в любом случае, если я вам скажу что-то другое, вы все равно мне не поверите.

– Очень хорошо. Играйте словами и дальше. Но знайте – другие не будут играть. Продолжайте издеваться над нами, и увидите, к чему это приведет, – говорит Матей.

– Товарищ полковник, я вам говорил. Это опасный элемент! – восклицает Михаил.

– Не нам это решать.

Потом говорит мне:

– Любопытно, что у вас есть время для внеслужебных занятий. Где вы изучали французский и русский, товарищ лейтенант?

– Там, где их преподают, товарищ полковник. В военном офицерском училище. Это обязательные предметы.

– Ага. Ступай в свой взвод и продолжай работать. Мы отправим ваше дело дальше. Ждите наших распоряжений.

– Есть.

Отдаю честь и выхожу. Снаружи уже невыносимая июльская жара. Солнце нещадно палит, и я направляюсь к Дому через линию железной дороги, которая заходит на «Уранус», и мимо огромных штабелей полосовой стали и арматуры. Ночью придет новый транспорт с арматурой, и нашему взводу пришла очередь его разгружать.