бы непременно ввели дополнительные критерии проверки информации, что позволило бы вовремя выявлять предвзятость.

Единственные области, противящиеся подобной тенденции, – это, пожалуй, математика и естественные науки, поскольку в них объектами изучения являются не люди, а природные явления и закономерности. Правда, это не означает, что сами ученые не могут быть расистами, сексистами или мизантропами. Как и не означает, что данные области полностью свободны от предрассудков. Но именно в них совершаются эпохальные космические открытия, и то, что попадает в учебники, никак и ничем не подпитывает чувство превосходства[172].

За годы изучения физики и математики я наткнулся только на одну парадоксальную вещь, не укладывающуюся в концепцию инклюзивности, – так называемую теорему о причесывании ежа[173], доказанную в 1885 году французским математиком и физиком Анри Пуанкаре. Она постулирует, что, если вы расчесываете волосатый шар, то, как бы вы ни старались, на нем останется хотя бы один завиток, то есть место, где волосы не ложатся ни в ту, ни в другую сторону.[174]

Сама теорема о еже, конечно, верна, но процедура расчесывания описана слишком схематично. Я, например, расчесываю волосы на своей шарообразной голове каждый день. Я делаю это с помощью особой расчески – так называемого афрогребня с длинными редкими зубьями, который распрямляет волосы, поднимая их от кожи головы. Если бы у меня не было лица и шеи, а моя голова была бы просто шаром, я мог бы легко расчесать свои волосы, не беспокоясь о том, что из общей упорядоченной структуры выбивается хотя бы прядь, поскольку у меня не было бы возможности это видеть. Но мои волосы – один сплошной вихор.

А вот другой пример. Моя жена, доктор физико-математических наук, обратила внимание на то, что многие космологи судорожно ухватились за идею, что мы, возможно, живем в равновесной Вселенной, хотя задолго до этого данные обсерваторий показали, что это не так. В то время мы уже знали, что наша расширяющаяся Вселенная, рожденная в результате Большого взрыва, однажды снова может начать сжиматься, ибо все на свете циклично. Интересно, задалась ли моя жена вопросом, насколько трудно было космологам-мужчинам (тем, кто придерживался идеи равновесной Вселенной), из которых никто на своем опыте не пережил менструацию, думать о циклах и принимать их как должное в то время, когда с этими циклами большую часть взрослой жизни сталкивается половина населения Земли.

В конце 1970-х годов я учился в колледже, и на одном из занятий по электромагнетизму, где нам объясняли формулу взаимосвязей между зарядом (Q), напряжением (V) и емкостью (C) в электрических цепях (Q = V × C), наш преподаватель-аспирант, у которого еще была свежа память о вьетнамской войне, предложил простую мнемоническую формулу для запоминания этого уравнения. Она выглядит так: Our Quarry is the VietCong («Наши жертвы – вьетконговцы»). Как ни печально, фраза прочно осела в моей памяти.

Пойдем дальше. Известно, что резистор, обычный элемент электрической схемы, имеет цветовую маркировку, которой обозначают величину его сопротивления (в омах). (Почему сопротивление резистора никогда не маркируют цифрами, для меня и по сей день является загадкой.) Цвета таковы: черный (B), коричневый (B), красный (R), оранжевый (O), желтый (Y), зеленый (G), синий (B), фиолетовый (V), серый (G) и белый (W). Порядок удобно запоминать с помощью мнемонических фраз, например[175], Big Beautiful Roses Occupy Your Garden But Violets Grow Wild («Большие красивые розы занимают ваш сад, а фиалки растут без надзора). Как говорится, просто, доступно и вызывает в воображении прекрасные образы. Но первой я услышал не эту фразу. Первой (ее озвучил инструктор в лаборатории физики и электроники) была такая: Black Boys Rape Our Young Girls But Violet Gives Willingly («Черные парни насилуют наших юных девушек, но Виолетта отдается охотно»). Инструктор вдруг заметил меня и, осознав, что среди студентов я единственный чернокожий, недоуменно пожал плечами и быстро изменил первые два слова на Bad Boys («Плохие парни»), тем самым поменяв расистскую женоненавистническую формулировку на просто женоненавистническую. К счастью, ни одна из этих человеческих придумок не влияет на работу приборов.

* * *

Вероятно, труды антропологов XIX века отражают самую расистскую эпоху в истории науки, значительная часть которой пришлась на ХХ век. У многих исследователей увлечение «человеческими расами» стало смыслом жизни, и все свои работы они посвящали именно этой теме. Мой любимый пример – вышедший в 1869 году труд «Наследственность таланта, ее законы и последствия» пера английского географа, антрополога, психолога и статистика Фрэнсиса Гальтона, основателя евгеники. В главе «Сравнительная ценность различных рас» он пишет[176]:

Среди негров число тех, кого мы должны назвать слабоумными людьми, очень велико. Каждая книга, в которой упоминаются слуги-негры в Америке, полна подобных примеров. Да я и сам был впечатлен этим фактом во время своих путешествий в Африку. Ошибки, которые совершали негры в различного рода делах, были такими детскими, глупыми и простыми, что часто заставляли меня испытывать стыд за собственный вид.

В 1909 году Гальтон был посвящен в рыцари Эдуардом VII.

Но расистские взгляды закладываются в детстве. Просто разделите всех людей по цвету, текстуре волос и чертам лица – и вы на полпути к цели. Достаточно опереться на эти начальные данные – и желание ранжировать людей по расовой принадлежности будет уже непреодолимым. Например, в Соединенных Штатах проживал один миллион чернокожих африканцев, из которых 90 % были рабами[177]. Вот что писал о них в 1785 году, незадолго до того, как стать президентом, уроженец Виргинии Томас Джефферсон[178]:

Касательно памяти, ума и воображения, мне кажется, что в памяти они равны белым, а в уме значительно уступают. Я думаю, что едва ли можно найти черного, способного понять труды Евклида, и что их воображение скучно, безвкусно и аномально.

Если честно, я не знаю, сколько белых людей, читавших Евклида или хотя бы знакомых с этим именем, было в американских колониях того времени и сколько из них знал сам Джефферсон, но, какими бы ни были его замечания и возражения по поводу черных рабов и рабынь, по меньшей мере с одной из них он постоянно и без колебаний вступал в половые сношения, произведя на свет шестерых детей[179].

После того как Дарвин в 1859 году опубликовал свой эпохальный труд «О происхождении видов», и особенно после появления в 1871 году его работы «Происхождение человека и половой отбор», мы могли бы значительно продвинуться вперед в вопросе равенства, сознавая, что все люди – часть одной семьи, ведущей историю от человекообразных обезьян. Но мы не продвинулись ни на шаг. Вместо этого