Когда они вышли в гостиную, сестра повернулась к Джулии:

– Это его не вылечит. Теперь его уже не спасёт ничего, кроме чуда. Но это ему поможет. Со временем его погубит жидкость, которая скапливается в лёгких, но до этого мы обязаны облегчить ему жизнь. Кроме того, такие активные процедуры приободряют пациентов. Это даёт им хоть какую-то надежду.

Она с ворчанием собрала вещи и тяжело зашагала вниз по лестнице. В пабе она к вящему неудовольствию Терри и радости посетителей громко объявила:

– Я вернусь завтра, а ты пока не забывай ходить на горшок!

Джулия три месяца ухаживала за отцом и за это время стала лучше его понимать. Его сдержанность и молчаливость были ей близки, и она восхищалась тем, что он не поддаётся печали. Она не ожидала, что он будет благодарен за мельчайшие знаки внимания. Глядя, как неусыпно он печётся о пабе, она узнавала в нём человека, которого видела с детства. Её восхищало, какое усилие он совершает над собой каждое утро ради бесед с Терри, и она неизменно присутствовала при этом, чтобы помочь, если ему что-то понадобится. Сестра Евангелина приходила к ним каждый день, вместе они выполняли постуральный дренаж и массаж, и Джулия видела, как нелегко даются отцу эти процедуры. Однако после них он, казалось, выглядел лучше, потому они продолжали.

Отец никогда открыто не высказывал своих чувств, но как-то вечером он сжал её руку и прошептал:

– Хорошая ты девочка, Джулия, одна у меня осталась. Достань-ка коробку из того шкафа. Я уже много лет в неё не заглядывал. Посмотрим вместе.

Джулия подошла к шкафу, и отец сел в постели. Глаза его сверкали, и дышал он с явным трудом.

– Открой, дочка, у меня уже и сил нет.

Открыв коробку, Джулия узнала об отце больше, чем за всю жизнь. Внутри были игрушки и книжки, цветные карандаши, детские рисунки, маленький плюшевый мишка и фарфоровая куколка. На дне лежал деревянный ковчег.

– Достань, Джулия, посмотрим.

Она открыла его и вытащила деревянных животных. Отец усмехнулся.

– Помню, как вы все с ними играли. А ты помнишь?

Разумеется, она всё помнила, и теперь её захлестнули воспоминания. Отец вертел в пальцах жирафа и льва, и в комнате словно появились призраки её братьев.

– Там внутри ещё одна коробочка. Открой.

Джулия послушалась и обнаружила внутри игрушечных солдатиков. Отец с горящими глазами начал перебирать их.

– Купил их как-то в подарок на день рождения. Мальчики часами в них играли.

Мужчина закрыл глаза.

– Так и вижу их на полу с этими солдатиками.

Джулия с нежностью взглянула на него.

– Все ушли, все умерли, – пробормотал он, и его рука безвольно упала на покрывало. Но вдруг он оживился. – Там внизу мешочек, вытащи его.

В мешочке обнаружились ленты и детская кофточка – те самые, что он попросил её отправить Джиллиан на день рождения, когда они с матерью жили в Скегнессе. Он взял кофточку, сшитую из мягкой ангоры, и потер её о щеку.

– Там же есть открытка? Прочтёшь?

Джулия прочитала открытку от Джиллиан: малышка благодарила за подарок и писала, что носит эту красивую вещь, не снимая. Отец усмехнулся.

– Не снимая, надо же.

Лицо его исказилось, и глаза наполнились слезами. Он быстро отвернулся, стыдясь своей слабости.

– Сходи-ка принеси мне чаю, дочка.

Растроганная Джулия вышла из спальни. Значит, он всё же любил их, а она этого не знала. Она зажгла газ, поставила на плиту чайник и задёрнула занавески. В пабе было уже шумно, но звуки песен и плясок больше её не раздражали. Она присела у стола, уронила голову на руки и заплакала. Почему же он умирает теперь, когда она только начала узнавать его? Это был отец, которого у неё никогда не было, но о котором она всегда мечтала, потому что все девочки хотят любить своего папу.

Слёзы привели её в чувство. Она встала, промыла глаза холодной водой, заварила чай и вернулась в спальню.

Отец, казалось, заснул. Вокруг него валялись игрушки и книжки, и Джулия решила не беспокоить его, налила себе чаю и присела на кровать. Она взяла его за руку и ощутила слабое пожатие – в другой руке он сжимал пушистую розовую кофточку. Мужчина пошевелился.

– Хочешь чаю, папа? – прошептала она.

– Попозже, – хрипло сказал он. – Попозже.

После этого он снова заснул. Джулия тихо сидела рядом, а на первом этаже распевали: «Забудь беду, оставь печаль и у-лыб-нись!» Она закрыла окно, но отец проснулся.

– Не надо, оставь так, приятно слышать, как они веселятся.

Она снова открыла окно, и в комнате послышалось: «…оставь печаль и улыбнись!»

– Улыбнись, – прохрипел отец. – Странная штука жизнь, а?

Затем он опять заснул.

Джулия несколько часов просидела рядом – она просто не могла уйти. Стемнело, чай остыл. Шум в пабе утих, но ещё некоторое время продолжался на улице. Крики пьяных ослабевали, по мере того как посетители расходились. Несколько фальшивых мелодий под аккомпанемент взрывов смеха, и всё стихло.

Джулия задремала в кресле, а когда проснулась, хозяин паба «Руки Мастера» был мёртв – и лежал в окружении детских игрушек.

Джулия так привыкла к смерти, что не испугалась и не удивилась, обнаружив, что её отец умер во сне. Она дождалась утра и вызвала врача. Когда Терри пришёл доложить о вчерашней выручке, то спросил, не надо ли закрыть паб на день. Задумавшись на мгновение, она ответила, что папа бы этого не хотел. Надо работать. Вместо этого Джулия велела разместить объявление, в котором посетителям сообщали бы о кончине Мастера и просили их соблюдать тишину из уважения к покойному.

Два дня спустя нотариус позвонил Джулии и сообщил, что она наследует паб, со всеми его пристройками и активами, но на неё налагается обязательство выплачивать ежегодное содержание миссис Мастертон. Завещание было составлено шесть лет назад. Это стало неожиданностью для Джулии – ей даже не приходила в голову мысль о наследстве. Если она и думала о будущем паба, то лишь вскользь, предполагая, что он будет существовать как-нибудь сам по себе.

Она спросила совета нотариуса: что ей делать. Тот объяснил, что она может продать право собственности одному из крупных пивоваров, и он поможет всё устроить. «Вы станете богатой женщиной», – сказал он.

Джулии было всего двадцать три, и весть о крупном наследстве просто-напросто ошеломила её. Она в оцепенении бродила по дому. Когда Джулия спустилась в паб, то сотрудники и несколько посетителей подошли к ней со словами соболезнования. Войдя в подвал, она оглядела огромные бочки, ящики и ряды бутылок – всё это принадлежало ей. Она чувствовала себя растерянной, и мысли лихорадочно бурлили. Джулия вернулась в квартиру и впервые за долгое время присела у окна. Там, внизу, женщины сплетничали или шли по мостовой, многие толкали перед собой коляски. Одни выходили из магазинов, а некоторые украдкой шмыгали в ломбард. Двое мальчишек-торговцев поссорились из-за места для прилавка. Из соседней школы доносились детские голоса. Дворник катил по мостовой тележку. Цветочница волокла свою корзину. Мимо прошагали моряки в деревянных башмаках и китаец с косичкой. Женщина в доме напротив скоблила крыльцо. Нотариус сказал Джулии, что она может продать паб и разбогатеть. Но, посидев у окна и понаблюдав за улицей, девушка успокоилась и впервые осознала, что теперь вокруг неё – свои люди, и она оказалась на своём месте. Воспоминания о тяжком отцовском труде, гордость за него и дедов заставили её принять решение: она возьмёт на себя управление пабом и станет пятым владельцем «Рук мастера».