— Это из-за Евы? — блондинка демонстрирует неслабую интуицию. И мне почему-то не хочется в этом лгать.

— Хоть это и не твоё дело, но да, — опускаюсь на кровать, сгребая покрывало и создавая видимость бурного совокупления. — Хочешь выпить?

— Да, можно, — Анжелика опускается рядом. — Шампанское.

“А Васька бы взяла вискарь из моего бокала”, — но вместо этого нажимаю на кнопку и сообщаю в бар, чтобы нам принесли бутылку шампанского.

Три часа. Дольше время тянулось для меня только в засаде. Но кажется, что сегодня это в разы труднее. Анжела покидает VIP-комнату, прихватив с собой оплату за секс, которого не было, а я же опускаюсь на кровать, думая, что за это время Вася точно должна закончить кувыркаться. Но когда дверь открывается, я совершенно не ожидаю увидеть Василису, думая, что Анжелика решила всё же получить секс. Поэтому и испытываю шок, когда передо мной оказывается рыжая.

После возвращения из клуба и быстрого разговора уже дома с Васей, мне хочется напиться до беспамятства, а также вернуться в клуб и всё же трахнуть блондинку, чтобы хоть довести дело до логического конца. Но вместо этого я наполняю ванну ледяной водой и окунаюсь в неё, чувствуя, как тело постепенно немеет, убирая боль трёх сломанных ребер. Синяки только начинают проявляться, но это и не важно. Больше никто не увидит их, как и не перевяжет раны. Когда вода смыкается над головой, меня окутывает тишина. И в этом беззвучии яснее ясного я слышу свои нерадостные мысли. И вопросы.

“Почему Вася сделала то, что сделала?”

“Почему отказалась принять деньги, но отдалась другому?”

И наконец “Почему она сбежала, если не считала себя виноватой?”.

Кислород заканчивается в легких, и я выныриваю, хватая ртом воздух и расплескивая по полу воду.

Держась за бок, я кое-как добираюсь до кровати и, не заботясь расстелить постель, просто опускаюсь поверх покрывала. Держу в руках телефон, листая список исходящих вызовов, чтобы доложить “Бульдозеру” об успешном завершении операции, и для отчета надо показать парочку фотографий, которые мне удалось сделать на том складе в доках. Но оказавшись в галерее изображений, я зависаю на совершенно других фотографиях.

Вот мы с рыжей совместно пытаемся испечь пирог, но сливки в тот вечер использовались совсем не по назначению. Однако на фото запечатлена смеющаяся девушка с перепачканным мукой лицом, пролистываю дальше и вижу самые первые, которые делал в Измайлово, когда Васька радовалась, словно ребенок, обычным развлечениям. Ещё одна фотография сделана в клубе — отражение уже не Лисенка, а Евы в зеркале и встреча со мной глазами. Есть фотография, где я незаметно снял её. Василиса сидит за столом и смотрит в окно, подтянув к себе одну ногу и обводя край чашки с кофе.

Такая разная, но такая родная. И что со всем этим стало? Спущено в унитаз на её идиотских принципах. Какая разница, если бы деньги отдал я, а не этот богатенький франт? Почему она так поступила, почему променяла меня на пустой секс без чувств?

Нажимаю на значок “Выделить все” и выбираю папку со снимками рыжеволосой девушки. Секундное колебание, и “Удалить” стирает любое напоминание в моём смартфоне о глубоких чувствах. Но как только на экране сообщается, что папка пуста, мне хочется всё вернуть. Вот только момент упущен, но остается ещё номер телефона. Набираю заветные цифры и слушаю сначала длинные гудки, которые прерываются на короткие. Сбросила. Набираю снова, но в этот раз короткие гудки раздаются почти сразу. При третьей попытке искусственный голос сообщает, что телефон абонента выключен или вне зоны действия сети, и предлагает оставить сообщение.

— Прости меня, я люблю тебя, — выдаю то, что не решался до сих пор сказать ей в глаза.

А после всё же отсылаю сообщение Михаилу Сергеевичу, приправив его фотографиями склада наркоты, которую этот ублюдок Ерошин прячет под перевозками пальмового масла. Ниточки одна за другой постепенно приводят к политику, хотя прямых улик, обличающих его, найти не удалось. Но удалось узнать, что склад оформлен на фирму однодневку на Каймановых островах, и аренда оплачена на год вперед со счета, принадлежащего одному из замов ублюдка. Всё это я сообщаю и, откинув телефон, смотрю в потолок, чувствуя, как перед глазами всё плывет от усталости. Вырубаюсь, даже не прикрывшись одеялом, и не замечаю, что телефон тренькнул, оповещая о входящем сообщении.

Мне снова снится война. Запах крови и горящей плоти, стоны и крики раненых. Так выглядит война изнутри, а не то, что показывают по телевизору, снятое голливудскими режиссерами. Вокруг полно солдат или их составных частей. Только что наша группа попала под минометный обстрел, и выжить удается не всем. Среди раненых я вижу своих друзей. Шагаю, неглубоко дыша, чтоб не вырвало, и ищу среди них одного человека. Я нахожу его придавленным плитой перекрытия дома, без движения и, кажется, даже без дыхания.

— Кот! Черт! Нет! Кот?! — но мужчина никак не реагирует. И прижав пальцы к его шее, понимаю, что не чувствую пульса. Падаю на колени рядом с другом, ощущая огромнейшую боль потери, а после пытаюсь сдвинуть плиту с друга, но не могу. Она словно весит не одну тонну.

Видимо, переворачиваюсь во сне, потому что картинка немного видоизменяется. Всё то же место, где-то под Алеппо, в деревне, название которой и не запомнить. Снова обстрел, снова запах гари и крови. И я снова иду между раненых и стонущих, пока мой взгляд не цепляется за ярко рыжее пятно в этом сером тумане разрушенного строения. Внутри меня всё холодеет, но с ещё большим удивлением и страхом я пытаюсь понять, как она оказалась здесь. Замираю, парализованный, не в силах даже двинуться с места. Мне страшно подойти и увидеть бледное лицо моего Лисенка, осознать, что она совершенно бездыханная.

— Василиса! — я всё же сдвигаюсь с места, переступая с ноги на ногу так, словно они не мои вовсе. — Лисенок! — хочется кричать, но я сам почти не слышу своего голоса, так тихо он звучит.

Вот оказываюсь рядом с рыжими волосами и переворачиваю девушку с бока на спину. От вида её лица, покрытого пылью и кровью, мне становится плохо. Рвотный спазм подкатывает к горлу, но вместо позыва из горла вырывается крик.

— Саша! — слышу её голос, но смотрю на покрытое кровью лицо, понимая, что я не успел. Я не успел спасти её, не успел снова уберечь от беды.

— Не-е-е-ет! — поднимаю её, но голова девушки безвольно повисает. — Нет! Пожалуйста!

— Саша! — меня встряхивают, так что глаза раскрываются, и я чувствую, как меня колотит. От зубов до пальцев на ногах тело словно ходуном ходит на кровати. Но я не успеваю осознать, где я, как бред снова поглощает меня. На этот раз это не Сирия, а “Лофт”. И я снова опаздываю. Слышу свистящий звук пули, но прежде чем я успеваю повалить танцовщицу с пилона, её тело вздрагивает, когда черная “маслина” врезается в плоть со скоростью пятьсот метров в секунду, отбрасывая девушку на пол за сценой.

— Вася-я-а-а-а! — бросаюсь за ней, но клуб охватывает пожар. Языки пламени лижут тяжелые портьеры и шелковые обои, перескакивая на мебель. Но мне уже всё равно. Я не хочу жить без неё. Пусть не со мной, но была бы жива! Я согласен даже просто смотреть на неё издалека, лишь бы она дышала и жила. И может быть, изредка улыбалась.