Поэтому за неимением других танцовщиц мне он делает самой первой. И через пятнадцать минут я, полностью одетая и накрашенная, сижу за баром, попивая кока колу через соломинку. Танцовщицы прибывают с каждой минутой, но я даже себя обмануть не могу, говоря, что не жду появления лишь одной. Однако вот уже приезжает Леницкая, а блонды до сих пор нет.

— О, Ева, я рада видеть тебя, как твой больной кавалер?

— Будет жить, — распространяться о том, на что меня толкнула Таня, не хочу, как и обсуждать с ней свои отношения с Сашей. — А я не вижу сегодня Анжелику.

— А она не работает сегодня и завтра, сказала, нужны выходные поухаживать за больным родственником. Так странно, правда, все вокруг болеют, прям эпидемия какая-то.

Я не хочу думать о том, за каким родственником ухаживать собирается Анжелика, но мысли мои всё равно возвращаются к мужчине, оставшемся в доме за Мытищами. И тут же воображение дорисовывает, как именно она будет помогать ему выздоравливать.

— Что с тобой дорогая? Ты изменилась в лице, — от притворной заботы Татьяны Юрьевны меня с души воротит. — Кстати, у меня для тебя новости.

— Когда ты так говоришь, обычно это ничем хорошим для меня не заканчивается.

— Да брось, сегодня потанцуешь, пока не приедет Миша, а потом сама узнаешь.

— От тайн и загадок легче не становится, Татьяна.

— А ты расслабься, теперь вольная птица, — она странно улыбается, словно подкалывает меня. — Можешь выбирать себе мужчин, каких хочешь.

— А если я никаких не хочу?

— Не может быть, что ты теперь по девочкам…

— Тьфу, блин, Таня, ну каким девочкам?

— Не знаю, а зачем ты Анжелику высматривала? — Свет в зале резко гаснет, а диджей сообщает о прибытии первых гостей. — Но не важно, раз ты уже полностью готова, тебе и открывать парад.

— Как скажете, Татьяна Юрьевна, — соскальзываю со стула и отправляюсь на сцену. Если мне сегодня открывать бал, то пусть так и будет.

Максим, наш диджей, включает совершенно новую для меня песню, но которая удивительным образом находит отклик во мне. Я уже слышала эту группу, но никогда не принимала её так близко к сердцу. Однако сегодня я словно отдаюсь танцу, не обращая внимания на присутствующих гостей в зале. Не обращая внимания лишь до того момента, когда в зале появляется он. Ворошилов ещё не слишком твердо держится на ногах, но уже не качается из стороны в сторону. Спотыкаюсь, и лишь отличная реакция, выработанная за годы, не позволяет мне упасть с пилона. Мужчина подходит к бару и просит налить себе выпить. Даже не сомневаюсь, что это будет его любимый “Гленмораджи”. Одергиваю себя, напоминая, что он подлый изменник, негодяй, который так мелочно отомстил за мою безвыходную ситуацию.

Но как бы я себя ни настраивала, эти несколько дней, проведенные рядом с ним, эти его стоны и мольбы, касающиеся меня, пошатнули стену, которую я воздвигла между нами. Я не знаю, что ему снилось, но даже самый глупый человек поймет, что Саша страдал. И теперь он снова здесь, один, без блондинки. И я позволяю себе лишь улыбку в его сторону. Но мужчина отворачивается, словно не замечая, а может, его голова сейчас занята делами. Я ведь даже не знаю, где он был всё это время до четырнадцатого февраля. И, судя по сломанным ребрам и другим синякам, ему не слишком сладко пришлось.

Моё выступление заканчивается, и я спускаюсь со сцены, раздумывая, подойти к нему или нет, может быть, стоит поцеловать его и всё оставить в прошлом или, наоборот, сделать вид, что мы не знакомы. Хотя куда быть ближе, если уж мы испробовали даже подвал в этом заведении. Или в его доме? Или в том ужасном месте, где меня порезали и едва не пустили на запчасти? Саша — единственный во всем грёбаном мире, кто стал мне таким родным. Возможно, именно поэтому его предательство воспринимаю так остро, что бы он там ни повторял про то, что не спал с блондинкой. Я уже почти касаюсь его плеча, когда с другой стороны на нем виснет Анжелика.

“Это просто удар под дых!”

Резко сворачиваю и обхожу парочку, направляясь к углу барной стойки, где остался мой бокал. Проходя мимо, я чувствую, как Ворошилов пытается поймать меня за руку, но резко дергаю её, вырывая из его пальцев, и даже взглядом не удостаиваю.

— Милый, спасибо что подвез меня сегодня на работу, — слышу тем временем голос блондинки. — Ты же дождешься меня сегодня, чтобы я не ехала ночью одна, а то мало ли, какие психи ходят по улицам.

Кажется, у меня даже зубы сводит от подобной приторности, что течет в голосе Анжелики. Разворачиваюсь и брезгливо осматриваю дешевое платье, что надела на себя эта танцовщица. Странно, что с такими деньгами она не носит “Шанель” или “Дольче и Габбана”. Видно даже с полумраке клуба, как неровно строчка идет у неё на юбке. Поднимаю взгляд выше и чувствую, что меня сейчас стошнит. Анжелика ещё теснее прижимается к Мамбе и целует его в губы. А он держит её за плечи. Однако и момент моего триумфа и теперь уже тоже мести наступает. Диджей объявляет, что в клуб вошел новый гость Михаил. Если уж мне и выбирать, с кем трахаться, то пусть это будет Миша, а не политик или кто-то подобный ему. Василиса уходит, и на первый план выходит Ева, одна из лучших танцовщиц “Лофта”.

— Миша, — протягиваю ему руки, совершенно не обращая внимания, что на мне лишь легкое платье, которое я надела после танца и то, которое лишь слегка прикрывает все интимные места. — Добро пожаловать в “Лофт” снова.

— Евочка, душа моя, — он целует в щеку, но я, движимая обидой и злостью, поворачиваю голову и целую его в губы. Затылком чувствую, как меня прожигают взглядом, но вместо этого лишь ближе придвигаюсь, углубляя поцелуй. — Да, — ошарашено проговаривает Костин. — Если ты меня будешь встречать каждый день, я буду здесь жить. Или можно сделать ещё лучше, но сперва мне надо с Таней поговорить.

— Хорошо, я буду ждать тебя в зале на маленьком двухместном диване или на сцене, как тебе больше нравится.

— Начнем со сцены, давно я не видел, как ты танцуешь, Ева.

— Хорошо, — ещё один смазанный поцелуй, и мы расходимся. Михаил идет в кабинет, разговаривать о чем-то с Татьяной, а я же делаю шаг к сцене.

— Постой, Ева, — от прикосновения мужских пальцев я цепенею. Но не потому, что боюсь, а потому что больше не хочу испытывать на себе его касания. Не после того, что я только что видела.

— Зачем? — вырываю свою руку у него.

— Это и есть твой ответ? Ты выбираешь мешок с деньгами?

— А ты выбираешь самую дешевую шлюху нашего клуба, Мамба. Сочувствую.

— Эй! Сама ты дешевка, убогая!

— Давно ты нарываешься, сука, сейчас и получишь, — снимаю с ноги туфлю и зажимаю её так, чтобы каблук воткнуть в какую-то часть тела блондинки. — Я тебе покажу убогую!

Но я успеваю только замахнуться, как эта дура начинает блажить во всю глотку:

— Па-ама-а-а-а-аги-и-те-е! Убива-а-а-ают! — глядя на это представление, у меня даже злость на неё пропадает, не то что желание огреть ещё и Ворошилова, который пытается удержать меня.