мальчиками и девочками. Такой игры, в которой сам Горо и Кеко и все в местном офисе СКПУ — не были даже пешками, а так, пылью на игровой доске. Которую сдули. И как! Двух суток хватило на то, чтобы «группа террористов, арестованная спецотрядом Инквизиции» превратилась в «случайных жертв произвола коррупционной системы», «спасителей нации, которые открыли глаза Императору и народу на истинную суть Инквизиции» и «сотрудников «Антимагии» под прикрытием». Официального признания «Демонов» в этом качестве не последовало, но этого и не было нужно. Все поняли.

А их офис, отделение в Сейтеки — как назло оказалось в самом центре событий. Именно ресурсы и материальную базу местного СКПУ использовала Инквизиция при визите сюда и попытке задержания «Демонов». Причем дважды. И всем плевать, что местный офис попросту не имел возможности отказать высокопоставленным «гостям» из столицы. У них в уставе прописано «содействие и взаимопомощь» всем правоохранительным органам! Обратилась бы «Антимагия» — и им бы помогли. Вот только «Антимагия» не обратиться. Никогда ни к кому не обращалась. «Антимагия» просто появляется где угодно и творит что захочет. Единственным противовесом этой службе уничтожения неугодных магов — была Инквизиция. И вот теперь — ее фактически нет. Совпадение? Случайность? Горо не верил в случайности. Их не бывает.

Значит большая игра, затеянная большими мальчиками и девочками — удалась. Где-то в Токио потирает руки тот, кто стоит за «Антимагией» — и Горо был уверен, что это седой, худощавый старик, чем-то неуловимо похожий на Джиро-сама, с такими же добрыми лучиками морщинок вокруг глаз и сталью во взгляде. Где-то далеко этот старик закуривает свою трубку, стирает с лица уже ненужную улыбку и смотрит вверх. На звезды. Почему-то Горо уверен, что он — их видит. И эта несправедливость особенно больно ранит сердце. Он — всего лишь горстка пыли на игровой доске, всего лишь один старик в умирающем городе на побережье, но и у него есть право увидеть звезды. Хотя бы раз.

Он снова смотрит вверх и видит, как там — наверху — загорается алая звезда. Арктур? Сириус? Слишком яркая и слишком большая… звезда разгорается все ярче… освещая и лицо той, кто затягивается в ночи сигаретой, стоя над ним.

Кайя садится на край бетонного ложа ливневого стока и затягивается снова, выдыхая клуб дыма вверх. Очертания дыма можно увидеть, потому что огни ночного города отражаются от дыма. Или это ее дыхание?

— Сегодня будет довольно холодно, Горо-сан — говорит Кайя: — простудишься.

Он ничего не отвечает, Кайя-сан всего лишь одна из жертв этого города, тоже погнавшаяся за своей мечтой в блестящей обертке из надежды. Никто не знает, что на самом деле стоит за этим «взгляните на лилии, как они растут: не трудятся, не прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них.» Никто не знает, но он может предположить — Кайя-сан вынуждена терпеть тяжелое дыхание и потные мужские ладони, терпеть что-то, от чего невозможно отмыться, даже если стоять под обжигающим кожу душем пять часов подряд. Марать свою душу, послушно подставляя ее под плевки и окурки тех, чьи мечты уже поломаны и теперь они с подленьким чувством сладости — ломают мечты других. Ее душа — гибкая, ее натура — позитивная и оптимистичная, только это и дает ей силы вставать с утра и открывать шторы навстречу солнечному свету вместо того, чтобы набрать горсть таблеток или уронить тостер в ванную или поднять над предплечьем бритву... Кайя-сан сильнее душой чем все они вместе взятые, но однажды… однажды этот город сломает и ее. Как он уже сломал его. И сейчас, лежа на холодном бетоне — он отдал бы все за новую порцию надежды. На то, что все уладится. На то, что Кеко-тян вернется и что они будут жить вместе, в уютном домике в деревне, на то, что они вместе заведут себе кошку, толстую и ленивую, которая будет греться летними деньками под солнцем и согревать ноги долгими зимними ночами, на то, что он наконец сможет увидеть звезды в небе.

Рядом раздается шорох. Он скашивает глаза. В полутьме он видит, как Кайя-сан ложится в бетонный желоб ливневого стока рядом с ним.

— А здесь уютно — говорит она: — и звезды видно. Вон, там, видишь? Это Сириус.

— Ты не можешь видеть звезды в городе — отвечает он, не утерпев: — это спутник. Или самолет.

— Спутник или самолет движутся — через некоторое время говорит Кайя-сан: — а тут — на месте стоит. Говорю тебе, это звезда. Просто яркая.

— Не вижу. Где? — спрашивает Горо и Кайя-сан тычет огоньком сигареты куда-то вверх. Он напрягает глаза, но по-прежнему не видит. Наверное, из-за зрения, думает он, Кайя — молодая, у нее хорошее зрение. Несправедливо.

— А ты знаешь, в чем разница между нами, Горо-сан? — спрашивает Кайя и затягивается сигаретой, разгоревшийся огонек освещает ее лицо красным.

— В том, что ты можешь видеть звезды, а я нет? — предполагает Горо, чувствуя себя немного обманутым. Даже в этом городе есть те, кто видят эти чертовы звезды, думает он, наверное, для этого надо иметь не только острое зрение, но и чистую душу. Вот как у Кайи-сан — она умела оставаться невинной и чистой, как бы это странно не звучало.

— Нет. Разница между нами в том, что на мне плащ из последней коллекции «Сантино» за двести тысяч иен. И костюм на мне — только с виду офисный. На самом деле это образ от «Валентино» и обошелся он мне в сто пятьдесят тысяч иен. Я уже молчу про туфли и прочее. А все, что ты на себя напялил — стоит где-то двадцать тысяч, и это я еще говорю не об остаточной стоимости твоих тряпок, а об культурной и исторической ценности твоего костюма как артефакта, в котором «великий и мрачный Горо-сан предавался депресии». А знаешь что между нами общего? — спрашивает она без перехода.

— Нет — пожимает плечами Горо. Насколько вообще можно пожать плечами, лежа на спине в ливневом стоке. Это не так легко как кажется.

— А общего, между нами, то, что мы с тобой оба лежим в грязной и холодной канаве на обочине. — говорит Кайя-сан: — зарабатывая себе простуду, пневмонию, застужая