Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Доктор, если вы не против, можно задать вам один вопрос? Вы лично считаете, что я где-то допустила ошибку? Может, я упустила какие-то тревожные звоночки? Было что-то такое, что я должна была сделать, будь я лучшей матерью?
Врач на миг заколебалась. На стене над ее головой в немом крике застыли с раззявленными ртами две африканские маски.
– Нет, Лори. Я вовсе не думаю, что вы сделали что-то неправильно. По правде говоря, я считаю, что вам нужно перестать изводить себя. Если и были какие-то тревожные звоночки, что-то такое, что позволило бы предсказать будущие неприятности вашего сына, не вижу, каким образом сколь угодно хороший родитель мог бы их распознать, во всяком случае основываясь на том, что вы мне до сих пор рассказывали. Многие дети имеют проблемы того же рода, что были у Джейкоба, и это ровным счетом ничего не значит.
– Я старалась как могла.
– Вы прекрасная мать. Не казните себя так. Тут Энди прав: что такого вы описали? Вы поступали точно так же, как на вашем месте поступила бы любая другая мать. Вы делали для своего ребенка все, что могли. Большего никто и просить не может.
Лори сидела с высоко поднятой головой, но от нее исходило ощущение какой-то прямо-таки осязаемой хрупкости. Казалось, по ней вот-вот начнет разбегаться паутинка крохотных трещинок. Доктор Фогель, судя по всему, тоже улавливала эту внутреннюю надломленность, но она отдавала себе отчет в том, насколько недавно это появилось. Нужно было знать Лори по-настоящему и любить ее, чтобы полностью понимать, что происходит. Когда-то моя жена читала каждую свободную минуту, даже в ванной, когда чистила зубы, держа зубную щетку в правой руке, а книжку – в левой. Теперь же она не притрагивалась к книгам: не было ни сил сконцентрироваться, ни интереса. Раньше она обладала такой способностью сосредотачиваться на том, с кем в данный момент разговаривала, что собеседник начинал себя чувствовать самым очаровательным человеком на свете; теперь же ее взгляд блуждал и она сама казалась отсутствующей. Одежда, прическа, макияж – все это было немного не таким, немного не подходящим друг к другу, немного неряшливым. То качество, которое она всегда излучала, как солнечный свет, – ее юношеский, бьющий через край оптимизм – померкло. Но, разумеется, для того, чтобы увидеть то, что Лори утратила, надо было знать ее такой, какой она была прежде. Из всех присутствующих в кабинете я один понимал, что с ней происходит.
И тем не менее она отнюдь не намерена была сдаваться.
– Я старалась как могла, – объявила она с внезапной неубедительной решимостью.
– Лори, расскажите мне о Джейкобе нынешнем. Какой он?
– Гм. – При мысли о сыне она улыбнулась. – Он очень умный. Очень забавный, очень обаятельный. Красавец. – При слове «красавец» она даже слегка зарделась. Материнская любовь – это ведь тоже любовь. – Интересуется компьютерами, любит всякие гаджеты, видеоигры, музыку. Много читает.
– Вспыльчивость или случаи насилия?
– Нет.
– Вы говорили, что у Джейкоба в саду были проблемы с поведением.
– Они прекратились, как только он пошел в подготовительную группу.
– Я просто интересуюсь, дает ли он вам по-прежнему поводы для беспокойства. В его поведении есть какие-то моменты, которые вас настораживают или тревожат?
– Доктор, она же уже сказала «нет».
– Я просто уточняю.
– Энди, все в порядке. Нет, у Джейкоба больше никогда не случалось вспышек ярости. Порой мне даже хочется, чтобы он поактивнее выражал свои эмоции. С ним бывает очень трудно общаться. Никогда не знаешь, что творится у него внутри. Он не слишком разговорчив. У него часто бывают приступы мрачности. Он махровый интроверт. Не просто необщительный; я имею в виду, что все его чувства, вся его энергия обращены внутрь его самого. Очень отстраненный, очень замкнутый. Джейк не горит, а тлеет, если можно так выразиться. Но нет, у него не бывает вспышек ярости.
– А у него есть какие-то другие способы выразить себя? Музыка, друзья, спорт, клубы, еще что-нибудь?
– Нет. Он совсем не тусовщик. И у него почти нет друзей. Дерек, ну, может, еще парочка.
– А девушки?
– Для этого он еще слишком маленький.
– По-вашему, слишком маленький?
– А по-вашему, нет?
Доктор Фогель пожала плечами.
– В общем, он не злой. Джейк может быть очень резким, едким, саркастичным. Он циник. Ему всего четырнадцать, а он уже циник! А ведь не успел пожить достаточно, чтобы стать циником, правда? Он не заслужил права быть циничным. Хотя, конечно, это, возможно, всего лишь поза. Нынешние дети все такие. Строят из себя умудренных жизнью нигилистов.
– Из вашего описания складывается впечатление, что это не самые приятные качества.
– В самом деле? Я не хотела, чтобы это так прозвучало. Думаю, у Джейкоба просто сложный характер. Он мрачный. Понимаете, ему нравится изображать из себя такого сердитого мальчика, которого совершенно никто не понимает.
Это было уже слишком.
– Лори, да хватит уже, – не выдержал я. – «Сердитого мальчика, которого совершенно никто не понимает»! Да ровно то же самое можно сказать про любого тинейджера! Под это описание подходит каждый первый подросток! Это не характер, это штрихкод!
– Наверное. – Лори склонила голову. – Не знаю. Я всегда думала, что Джейкобу, возможно, нужен психолог.
– Ты никогда не говорила, что ему нужен психолог!
– Я и не утверждаю, что говорила это. Я сказала, что думала, не стоит ли отвести его к психологу, просто чтобы у него было с кем поговорить.
– Энди! – рявкнула доктор Фогель.
– Я не могу сидеть и молчать в тряпочку!
– А вы постарайтесь. Мы здесь для того, чтобы выслушать и поддержать друг друга, а не спорить.
– Послушайте, – раздраженно бросил я, – всему есть предел. Весь этот разговор строится на посылке, что Джейкобу есть за что отвечать, за что объясняться. Но это не так. Произошла ужасная вещь. Ужасная. Но это не наша вина. И уж определенно не вина Джейка. Вы знаете, я сижу здесь, слушаю это все и думаю: что мы вообще тут обсуждаем? Джейкоб не имеет никакого отношения к убийству Бена Рифкина, совершенно никакого, однако же мы все тут сидим и разговариваем о Джейке, как будто он какой-то псих или чудовище или еще что-нибудь в этом роде. Он не такой. Он самый обычный ребенок. У него, как у любого другого ребенка, есть свои недостатки, но к убийству он никакого отношения не имеет. Простите меня, но кто-то должен вступиться за Джейкоба.
Доктор Фогель поинтересовалась:
– Энди, а что вы, оглядываясь назад, думаете о всех тех детях, которые получали травмы в присутствии Джейкоба? Падали с горок и летали с велосипедов? Что это было, по-вашему? Невезение? Неудачное стечение обстоятельств? Что вы об этом думаете?
– У Джейкоба была масса энергии; он слишком активно играл. Я признаю это. В детстве нам приходилось с ним нелегко. Но ничего более! Ну, то есть это все было еще до того, как Джейк пошел в детский сад. В детский сад!