– Ну, я стал его звать. «Бен, Бен. С тобой все в порядке?» Что-то в этом духе.

– Значит, ты сразу же его узнал?

– Ну да.

– Каким образом? Если я не ошибаюсь, он лежал лицом вниз, головой под уклон, а ты смотрел на него сверху.

– Ну, наверное, я просто узнал его по одежде, ну и по виду вообще.

– По виду?

– Ну да. По тому, как он выглядел.

– Ты же мог видеть только подошвы его кроссовок.

– Нет, я видел и остальное тоже. Я просто сразу понял, что это он, понимаете?

– Ладно, значит, ты нашел тело и стал звать: «Бен, Бен». Что дальше?

– Ну, он ничего не отвечал и не шевелился, поэтому я решил, что, наверное, сильно ударился, ну и стал спускаться, чтобы посмотреть, что с ним.

– Ты звал на помощь?

– Нет.

– Почему? У тебя был мобильный телефон?

– Да.

– Значит, ты находишь жертву кровавого убийства, в кармане у тебя лежит телефон, но тебе не приходит в голову набрать девять один один?

Джонатан тщательно следил за тем, чтобы все вопросы звучали заинтересованно, как будто он просто пытался прояснить для себя всю картину. Это был допрос, но не враждебный. Не неприкрыто враждебный.

– Ты умеешь оказывать первую помощь?

– Нет, я просто подумал, что сперва надо посмотреть, все ли с ним в порядке.

– Тебе не приходило в голову, что произошло преступление?

– Наверное, приходило, но я не был до конца уверен. Это мог быть и несчастный случай. Например, он мог упасть или что-нибудь в этом роде.

– Упасть? Откуда? Почему?

– Нипочему. Я просто сказал.

– Значит, у тебя не было никакой причины считать, что он упал?

– Нет. Вы все выворачиваете на свой лад.

– Джейкоб, я лишь пытаюсь понять. Почему ты не позвал на помощь? Почему не позвонил отцу? Он юрист, работает в прокуратуре. Он подсказал бы тебе, как действуют в таких случаях.

– Просто… не знаю, я просто не подумал. Все произошло так неожиданно. Я был, наверное, не готов к этому. Не знал, что надо делать.

– Ну, ладно, и что произошло потом?

– Я спустился по склону и присел рядом с ним.

– Ты имеешь в виду, опустился на колени?

– Наверное.

– Прямо на мокрую листву?

– Не помню. Может, я остался стоять.

– Ты остался стоять. Значит, ты смотрел на него сверху, верно?

– Нет. Я не очень помню. Теперь, когда вы так сказали, мне кажется, что я, наверное, опустился на одно колено.

– Дерек видел тебя в школе через несколько минут после этого, и он ничего не говорил про то, что у тебя были грязные или мокрые брюки.

– Наверное, тогда я стоял.

– Ладно, стоял. Значит, ты стоишь над ним и смотришь на него сверху вниз. Что дальше?

– Ну, я уже сказал, я вроде как перевернул его, чтобы посмотреть.

– Перед этим ты что-то ему говорил?

– Вроде нет.

– Ты видишь своего товарища, который лежит ничком без сознания, и переворачиваешь его, ни слова ему не говоря?

– Нет, то есть, наверное, я что-то говорил, я точно не помню.

– Когда ты стоял над Беном там, внизу, тебе не бросилось в глаза ничего такого, что наводило бы на мысль о преступлении?

– Нет.

– По склону тянулся длинный кровавый след от ран Бена. Ты его не заметил?

– Нет. Ну, то есть я распсиховался, понимаете?

– Каким образом распсиховался? Что вообще это значит?

– Не знаю. Ну, запаниковал.

– Почему запаниковал? Ты же вроде как не понял, что произошло, не думал о преступлении. Ты решил, это мог быть несчастный случай.

– Знаю, но он лежал там неподвижно. Мне стало страшно.

– Когда Дерек увидел тебя несколько минут спустя, ты не психовал.

– Нет, психовал. Я просто этого не выказывал. Психовал внутри.

– Хорошо. Значит, ты стоишь над телом. Бен уже мертв. Он истек кровью из трех ран на груди, и по склону тянется кровавый след, который ведет к телу, но ты ни капли крови не видишь и понятия не имеешь, что произошло. И психуешь, но только внутри. Что дальше?

– Такое впечатление, что вы мне не верите.

– Джейкоб, позволь мне кое-что тебе сказать. Не имеет никакого значения, верю я тебе или нет. Я твой адвокат, а не твои мама с папой.

– Все равно. Мне не очень нравится, как вы все это представляете. Это моя история, так ведь? А вы представляете все так, как будто я вру.

Лори, которая все это время сидела молча, произнесла:

– Пожалуйста, Джонатан, давайте прекратим. Извините. Давайте просто прекратим это. Вы донесли до нас свою точку зрения.

Джонатан, смягчившись, умолк.

– Ладно, Джейкоб, твоя мама права. Пожалуй, нам и в самом деле лучше на этом остановиться. Я не хотел тебя расстраивать. Но прошу подумать вот о чем. Вся эта твоя история могла казаться тебе вполне убедительной, когда ты рассказывал ее в своей голове, когда был один в своей комнате. Но на перекрестном допросе все выглядит совершенно иначе. И честное слово, то, что мы сейчас делаем здесь, – это детский лепет по сравнению с тем, что устроит тебе Нил Лоджудис, если ты выйдешь давать показания. Я на твоей стороне, а Лоджудис – нет. К тому же я славный малый, а Лоджудис – ну, в общем, он будет делать свое дело. Короче говоря, полагаю, ты намерен рассказать мне, что, наткнувшись на тело, лежащее ничком и истекающее кровью из трех ран в груди, ты каким-то образом умудрился подсунуть руку под тело так, что оставил один-единственный отпечаток на толстовке Бена с изнанки. При этом, когда ты вытащил руку из-под него, на ней не оказалось никаких следов крови. Несколько минут спустя ты появился в школе, и никто не заметил ничего подозрительного. Так вот, на месте присяжных что бы ты сказал о подобной истории?

– Но это правда! Не подробности – с подробностями вы наврали. Он лежал не совсем ничком, и вокруг не было крови. Все совсем не так. Вы просто играете со мной в какие-то игры. Я говорю правду.

– Джейкоб, мне жаль, что я тебя расстроил. Но я не играю ни в какие игры.

– Клянусь Богом, это правда.

– Ясно. Понимаю.

– Нет. Вы пытаетесь выставить меня лжецом.

Джонатан ничего не ответил. Для лжеца открыто бросить вызов усомнившемуся в его честности – это последняя возможность сохранить лицо. Но еще хуже было то, что в голосе Джейкоба я уловил пугающую нотку – то ли намек на угрозу, то ли признак того, что он до смерти напуган и вот-вот расплачется.