Столли всосал воздух через три отсутствующих зуба — он потерял их в драке.

— А чего ты ждешь? Что придет рычащий головорез с дубинкой и будет просить личной аудиенции?

— Или появится таинственная красавица, утверждающая, что она — старый друг? Или какой-то невезучий музыкант с просьбой, чтобы его прослушали? — кивнул я с притворной серьезностью. Каждый год со всех этих кукольных персонажей сметается пыль, чтобы развлекать нас представлениями и выманивать наши праздничные пенни. — А как насчет добродушного старика, который ищет честной игры в Ворона? Я не прочь выиграть несколько крон.

— В казармы не ходи, — заржал Столли. — Всех новобранцев о тебе предупредили.

— Любишь ты портить другим удовольствие. — Значит, ничего необычного не привлекло внимание сержанта.

— Ты вчера напал на след? — Столли так же, как я и все остальные в казармах, жаждал увидеть мерзавца, ударившего ножом Темара, болтающимся на виселице.

— Нет, но я поговорил с каждым сержантом между холмами и морем. — Я покачал головой. — Мне лучше позавтракать и снова идти всех расспрашивать.

— Старшие слуги едят в нижнем зале, — напомнил мне Столли, демонстративно кивая на главный дом.

Я застонал.

— И почему служанки по утрам такие сварливые?

Но, помня об упреке Камарла, я зашагал через сад к особняку. Слуга из холла, которого я немного знал, подметал площадку возле двери, когда я взбегал по лестнице.

— Доброе утро, Райшед!

— И тебе, Дасс.

Не желая останавливаться для болтовни, я спустился по черной лестнице в нижний зал — длинный полуподвал с неглубокими окнами под потолком. Вдоль тяжелых поцарапанных столов тянулись лавки без спинок, заполненные камеристками дам, служанками, камердинерами и лакеями. Все говорили одновременно и громко, стараясь перекричать соседа. Гул отражался от побеленного камня и бил по ушам. Я постучал в раздаточную, построенную меж двух массивных столбов, которые некогда поддерживали своды подвала резиденции Д'Олбриота, построенной и снесенной поколения тому назад.

— Что тебе подать? — Веснушчатая девчушка заправила за ухо каштановую прядку и вытерла руки о грубый передник.

— Хлеб, ветчину, фрукты, какие остались, и положи в настой побольше белой амеллы. — Я улыбнулся девочке.

— Чтобы не зевать весь день? — хихикнула она, накладывая мне еду из корзин и тарелок.

— Когда я вчера вернулся, как раз било полночь, — признался я.

— Надеюсь, она того стоила, — поддразнила девчушка, внезапно показавшись старше своих лет.

— И тебе хорошего праздника, — парировал я.

Девчушка засмеялась.

— Он начнется, как только я отработаю свою смену и вытащу бальные туфли.

С улыбкой потягивая настой и морщась от горечи, я нашел место в самом конце одного из столов. Несколько служанок и лакеев поглядели на меня, по вернулись к более интересному занятию — обмену сплетнями с приезжими слугами. Я знал многих, хоть и не помнил их имена, а нескольких незнакомцев сопровождали местные слуги. Управляющий мессира явно не хотел, чтобы плавный ход работы в его хозяйстве был нарушен каким-то камердинером, который не знает, куда идти за горячей водой или как найти прачечную.

Первое письмо снова было от Мисталя: он желал знать, где я пропадал вчера; поэтому я отложил его, дабы воздать должное соленой, жирной, хорошо прокопченной ветчине на мягком белом хлебе, только что вынутом из печи. На втором письме вместо адреса стояло только мое имя, написанное корявыми буквами. Я сломал уродливую лепешку сургуча, на котором пе было никаких знаков, и, смакуя душистую сладость спелой сливы, развернул единственный листок.

— Зубы Даста, это еще что такое? — Я был до того поражен, что заговорил вслух.

— Что? — Девушка рядом со мной повернулась, прервав обсуждение южной моды со служанкой из Леквезина. — Ты что-то хотел, Райшед?

— Нет, Мернис, прости, хорошего тебе праздника. — Я улыбнулся ей со всем добродушием, на какое был способен после этой ночи. — Ты не знаешь, подносы с завтраком уже отправили наверх?

— Когда я спускалась, коридорные их как раз несли, — кивнула Мернис. — Ты должен пасти молодого Д'Алсеннена, да? Вчера, как я слышала, ты не очень преуспел?

Мернис не хотела меня обидеть, ей просто было любопытно, но я не собирался ничего говорить, дабы она не побежала сплетничать с подругами внутри Дома и за его пределами.

— Ты не знаешь, он проснулся? — Я вытер липкие руки об аккуратно заштопанную салфетку и сунул письма за пазуху.

— Я видел, барышня Тор Арриал входила к нему, — отозвался парень, сидевший немного дальше за столом, кажется, ученик портного.

— Большое спасибо.

Теперь уже все на этом конце длинного стола взирали на меня с живым интересом, поэтому я с вежливой улыбкой направился к черной лестнице. Там не настилали ковров, лишь простые половики смягчали покрытые лаком дубовые доски, и голые стены были выкрашены в желтый цвет. Шагая через ступеньку, я быстро поднялся на третий этаж. Нынче утром перед дверью Темара не было пажа, зато сидел молодой присягнувший, достаточно польщенный этим заданием, чтобы не тосковать по веселью, которое он пропускает.

— Привет, Верд, — кивнул я ему. — Кто-нибудь спрашивал о Д'Алсеннене?

Он пожал плечами.

— Только несколько служанок, которые всякий раз находили повод, чтобы побездельничать.

— Или пококетничать, — ухмыльнулся я. — Если кто-то начнет здесь вынюхивать, не ерошь их перья, но постарайся узнать имена.

Темные глаза Верда проницательно смотрели из-под набрякших век.

— А что мне им говорить?

— Просто с сомнением качай головой, — посоветовал я. — И смотри, обрадует их это или нет.

Я постучал в дверь и, услышав приглушенный отклик, взялся за позолоченную ручку. Темар возлежал на груде подушек в громоздкой кровати, старомодной и поражающей своей монументальностью. Балдахин и полог из алого с кремовым штофа поддерживались резными столбами, которые сочетались с резной деревянной спинкой в изголовье. Когда я вошел, юноша неловко сел, сдвинув на край поднос с остатками завтрака.

— Когда я смогу одеться? — Он досадливо скривился, немного смешной в ночной рубахе с оборками.

— Когда я решу, что ты здоров, — последовал категорический ответ барышни Тор Арриал, сидевшей у окна. Этим утром на ней было строгое лиловое платье, но волосы покрывала серебряная филигранная сетка, от чего ее суровый облик приобрел некоторую элегантность.

— Райшед, скажи им, чтобы выпустили меня из кровати, — взмолился Темар. Его ужасный синяк заметно побледнел, но под глазом еще оставались темные пятна.

Я повернулся к Авиле.

— Как он?