Я уставился на свои сапоги. Это был удар ниже пояса. Авила играла на безнадежной любви парня. Я случайно узнал, что Гуиналь поддерживает связь с Узарой, учеником и другом Верховного мага. Его ученость и ум пришлись ей куда больше по вкусу, нежели пылкость Темара. Все это напомнило мне: я все еще должен попросить Казуела связаться с Узарой и узнать, что затевает Ливак. Я не мог избавиться от подозрения, что те братья, которых она так обожает, могут снова сбить ее с пути.

— И что мне тогда делать? — зло спросил Темар.

Я тут же сосредоточился на насущном деле.

— Здесь в библиотеке должны быть полезные записи. Не так много, как в архиве, но личный секретарь сьера будет свободен и поможет тебе. Мессир весь день проведет в Императорском дворце.

Темар упрямо смотрел на нас.

— По крайней мере ты сможешь одеться, — добавил я с усмешкой.

— Этим утром я приглашена посплетничать за настоями с леди Чаннис и Дириндал Тор Безимар, — объявила Авила с решительным блеском в глазах. — Вот за обедом и сравним, кто что узнал.

Темар опустился на подушки.

— Ну ладно.

— Прошу меня извинить. — Я с поклоном вышел из комнаты и догнал пажа, разносившего по спальням графины с ключевой водой.

— Ты не знаешь, эсквайр Камарл уже встал?

Мальчик покачал головой.

— Он еще в постели, сударь, даже не посылал за горячей водой или настоем.

А это значит, что истово преданный камердинер Камарла не позволит никому беспокоить его. Я не удивился: когда я докладывал Камарлу об отсутствии успехов, было уже далеко за полночь, а эсквайр все еще работал в библиотеке, окруженный пергаментами и гроссбухами. Лучше пойти в фехтовальную школу, может быть, там кто-нибудь да прольет свет на этот поддельный вызов, решил я. Тогда будет о чем доложить Камарлу.

Я направился в сторожку, где строго-настрого приказал Столли не выпускать Темара, во-первых, без специального разрешения Камарла, а во-вторых, без кольца мечей вокруг него. Когда я выходил на большак, мимо прогромыхал тяжелый фургон с гербом Д'Олбриота на бортах, и я запрыгнул на задок, кивнув мрачному возчику.

— Ты теперь избранный? — Он мельком посмотрел на мой браслет и сплюнул на дорогу. — Гляди, как бы тебе не пришлось расплачиваться со мной за одолжение.

— Чем я тебе помешал? — протестующе усмехнулся я. — Все так делают, разве нет?

— Возможно, все присягнувшие. — Он повернулся к упряжке своих крепких мулов, сурово цокая языком.

Я лениво качал ногами, пока фургон медленно тащился по длинной дуге большака. Может, пешком я дошел бы быстрее, но мне хотелось сберечь силы для разминки, которую обещало утро в фехтовальной школе Д'Олбриота. Мулы не нуждались в подсказке, чтобы повернуть к далеко протянувшимся складам и разнообразным торговым дворам, где продают все, что привозится из городов и поместий Империи или по морю во вместительных галерах, которые курсируют вдоль берегов от самого Энсеймина. Когда возчик начал делать остановки, чтобы наполнить фургон мешками и бочками для праздничных пиров Д'Олбриота, я спрыгнул и помахал ему в знак благодарности.

До фехтовальной школы было рукой подать, и вскоре я уже подходил к частоколу, за которым теснились грубые постройки. Есть старая шутка, что мешки с зерном нашего сьера пребывают в большей роскоши, чем люди, коим предначертано защищать его амбары. Но эти суровые казармы — место, где испытывают характер и верность признанных. А присягнувшие Имени награждаются более новым и удобным жильем там, в резиденции. Я вошел в ворота. Потемневший от дождей и зияющий проломами частокол служил больше для вида, чем для защиты. Если какой-то глупец решит, что тут есть чем поживиться, пятьдесят мечей с обеих сторон быстро разъяснят его ошибку.

Но сегодня песчаная территория была пуста. Все те, кто ежедневно проливает здесь свой пот, либо сопровождали Имена, которые признали их, либо ушли веселиться, благо развлечений на празднике хватало с избытком. Но кто напьется до потери сознания, тот довольно скоро пожалеет об этом, как только первый день постлета вернет его на учебную площадку.

Я направился к простому круглому зданию, возвышавшемуся на территории школы. Его необтесанные деревянные стены в два человеческих роста высотой опирались на каменный фундамент, который доходил мне до пояса, и поддерживали крытую дранкой крышу. Широкие двери стояли открытыми настежь, чтобы залетающий ветерок хоть на минуту прогнал духоту. Я вошел, щурясь во мрак. Хотя солнце еще не так палило, тень была приятным избавлением от его жгучих лучей.

От толчка в спину я пошатнулся. Едва устояв на ногах, я побежал — во-первых, чтобы не упасть, а во-вторых, чтобы уйти от нападавшего. Поворот кругом — и я плавным движением выхватил меч. Клинок описал дугу и был готов выпустить кишки моему противнику, идущему на второй удар.

Наши мечи столкнулись — громко лязгнул металл. Мой клинок скользнул по его клинку, и гарды крепко сцепились. Наши взгляды встретились, его глаза вровень с моими. Резким движением я отбросил врага и приготовился к его следующему ходу.

Кончик его клинка парил всего в пяди от моего. С неожиданной яростью он бросился на меня, сверкнула сталь, обрушиваясь на мою голову, чтобы рассечь ее как дыню, ждущую ножа. Но я не ждал. Как только его плечи напряглись, я мигом поднял свой меч и шагнул вправо, уходя от опасности. Отбив чужой клинок, я почти дотянулся до горла противника, но он проворно отступил и, парировав мой удар, быстро взмахнул мечом, целясь мне в грудь. Я увернулся и вогнал бы острие в его кишки, но он изменил направление удара, и наши мечи снова крепко сцепились. Мы оба изо всех сил навалились на рукояти, напрягая мускулы.

— Ну и какая она была, твоя алдабрешская шлюха? — Он пытался плюнуть мне в лицо, но рот был слишком сухим.

— Да уж получше твоей мамаши. — Я сморгнул пот, который жалил глаза и, сбегая по носу, капал на песок. — Ты стареешь, Фил.

— Я буду старым, когда ты будешь мертвым, — усмехнулся он. — Можешь поставить на это свои потроха.

— В первый раз, когда я это услышал, я так хохотал, что вывалился из люльки. — Я покачал головой. — Много собак сдохло с тех пор, как ты, Фил, родился.

Мы разняли мечи и медленно пошли по кругу. Посмотрев Филу в глаза, я увидел там неумолимую решимость. В то мгновение, когда он поднимал свой клинок, я шагнул навстречу и, повернув кисть, снизу ударил мечом по рукавам его рубахи. Вздрогнув от боли, Фил отступил, но тут же оправился и продолжил свой удар, но я уже был у него за спиной, чтобы стремительным взмахом срубить голову.

Я мягко положил свой клинок на его покрытую рубцами шею между поседевшими, коротко подстриженными волосами и потным воротником.

— Сдаешься?

Фил бросил меч, но только так он мог потереть нежную кожу над локтями.

— Жутко больно, Раш.

— Я достаточно хорош? — допытывался я, поворачивая лицо в тщетной надежде уловить ветерок, но воздух внутри деревянного круга был теплый и тяжелый.