– Всё это чепуха, – заявила сестра. Она не сводила глаз с отца.

«Шелла не хочет, чтобы его вот так унижали на людях, – подумал я. – Не повезло тебе, сестра».

– Ке-хеопс, конечно, разрешил королеве войти… Но, думаю, потому, что уже сделал всё, что собирался сделать.

– Какой во всём этом смысл? – спросила Шелла. – Если он хочет знать, что…

– Это не ему надо знать, девочка, – сказала Фериус. – А тебе. Всем вам надо знать.

Королева Джиневра выступила вперёд.

– Простите меня, Путь Дикой Маргаритки, но я тоже несколько сбита с толку данной… демонстрацией.

Фериус машинально полезла в карман жилета за курительной соломинкой, но тут же разочарованно отдёрнула руку.

– Всё равно что застрять в пустыне без капли воды.

Она снова обвела взглядом остальных.

– Все вы подталкиваете малыша сделать грязную работу там, в землях Берабеска, где ваши худшие страхи становятся явью. Но ведёте себя так, как будто он – стрела, которую можно просто нацелить, выстрелить и увидеть, как она поразит ваших врагов. Это не путь аргоси. Это не путь Келлена.

– Отлично, – пробормотала Ториан. – Ещё одна речь об аргоси.

Рейчис хихикнул в ответ.

Фериус не обратила на них обоих внимания.

– Мальчик не такой, как вы. И не такой, как я. Но нам всем придётся довериться ему, когда настанет время. Я просто подумала: это поможет вам увидеть, что он и вполовину не так глуп, как кажется, что делает его вдвое умнее множества из вас.

Я всё ещё пытался понять – оскорбила она меня, сделала комплимент, оскорбила остальных в комнате или вообще ничего не сказала. Некоторые головоломки даже арта превис не в состоянии разрешить.

Я принялся чесать правую руку, поняв, что она горит, как семь адов. Когда родители наложили на меня контрсигилы, Рейчис спас меня прежде, чем они смогли уничтожить мою татуировку дыхания. Она была моей последней связью с магией моего народа, а теперь…

Фериус положила руку мне на плечо, не давая поднять предплечье, чтобы посмотреть, что с ним сделали.

– Мы не в силах определять наши судьбы, – тихо сказала она. – Только то, какое значение мы им придаём.

Это было своего рода предупреждение. Но я уже знал ответ. Несмотря на все невероятные вещи, которым научила меня Фериус, магия всё ещё имела для меня большое значение. Я поднял правую руку и повернул туда-сюда, чтобы отыскать источник жжения.

Моя татуировка дыхания была цела. На ней не начертили контрсигилов, чтобы закрыть мне доступ к магии воздуха, к связи с её силами и управлению ими. Джен-теп считают дыхание самой слабой и наименее полезной формой магии, но я начал её обожать, то, как она работает. Хотя само по себе дыхание мало что может сделать, но в сочетании с другими вещами оно может стать полезным. Удивительным. Магией обманщика.

«Предки, спасибо вам».

Только я начал вздыхать с облегчением, как заметил что-то странное на тыльной стороне предплечья ниже татуировки дыхания. Маленькое, сложное сочетание вытатуированных медных линий вилось внутри одного из уродливых контрсигилов, уничтоживших мою татуировку огня. В том, как эти новые медные линии взаимодействовали с контрсигилами и первоначальными символами под ними, была какая-то странная, закрученная геометрия. Я продолжал попытки найти начало и конец линий, но чем дольше смотрел, тем больше запутывался.

– Не смотри на неё слишком долго, – предупредил Ке-хеопс. – Это может быть опасно для разума.

Но зачем ему понадобилось чертить новые знаки, чтобы усилить контрсигилы? Если только не…

– Ты… Ты привёл меня сюда не для того, чтобы начертить контрсигилы?

Отец не ответил, и я подавил в себе надежду. Надежда, как и отчаяние, только ослабляет волю, а сейчас мне требовалось много воли.

Я послал первые, робкие призывы в свою татуировку огня. В прошлом, когда я пробовал это делать, на меня накатывала ужасная тошнота. Чем сильнее я пытался, тем хуже мне становилось, пока наконец из носа не начинала течь кровь и я не терял сознание от боли.

Но теперь что-то изменилось. Меня всё ещё тошнило, но уже слабее… Тошнота не поглощала меня целиком. Я посылал всё больше и больше силы в татуировку огня, желая, чтобы она вспыхнула.

– Не перенапрягайся, – предупредила Шелла. – Твоя воля ещё никогда не была в…

– Умолкни, дочь, – сказал Ке-хеопс, внимательно наблюдая за мной из-за дальнего конца стола.

Пот капал мне в глаза и ослеплял. Я не обращал на это внимания, не обращал внимания на толпу следивших за мной людей, не обращал внимания ни на что, кроме знаков цвета меди на своей татуировке огня.

Медленно, ох, как медленно, я почувствовал покалывание, как будто металлические чернила в татуировках становились то холодными, как лёд, то обжигающе горячими, снова и снова. Мельчайшая, еле заметная вспышка оранжево-красного света замерцала на единственном знаке, который отец начертил над полосой контрсигилов.

Я сделал правой рукой соматическую форму простейшего заклинания огня – я изучил его, будучи посвящённым… даже не заклинания, а примитивных чар. Если повезёт, они зажгут огонёк на кончике моего пальца.

– Уре-ферес, – произнёс я нараспев.

Новый сигил моей татуировки огня на мгновение вспыхнул, затем снова поблёк, став тусклого, безжизненного медного цвета.

– Я исправил только первый сигил, – сказал отец, шагнув ближе. – На то, чтобы исправить остальные, уйдёт много времени, но это начало.

Он посмотрел на меня сверху вниз с усталой улыбкой: в ней читалась своеобразная гордость, которой я раньше в нём не замечал.

– Хорошее начало.

А потом отец рухнул на меня.

Как бы странно это ни прозвучало, первым делом я подумал: с тех пор, как я покинул дом, мы с отцом никогда не бывали так близки. Я говорю не о тех моментах, когда он тыкал в меня иголками, с которых капали раскалённые металлические чернила, и не о тех, когда он накладывал на меня заклинания, а о простом тепле прикосновения одного человека к другому. Я подумал, что, возможно, он мёртв.

– Всем выйти! – закричала Ша-маат.

– Мы могли бы вызвать придворных врачей… – начал один из слуг королевы.

Магия бушевала вокруг моей сестры с яростью, которая испугала даже меня. Королева Джиневра, всегда готовая защитить своих подданных, но не совсем здравомыслящая, встала перед остальными.

– Довольно, Ша-маат из дома Ке.

В глазах моей сестры вспыхнуло нечто большее, чем просто раздражение оттого, что двенадцатилетняя девочка – королева или нет – бросает ей вызов. Отчасти Шелла понимала, что может убить всех в комнате одной силой мысли. Я почти уверен, что в глубине души ей этого хотелось.