– Она сказала ты, использовала меня. Говорила, что ты коварная и расчетливая, а я не хотел верить.

Джулия всхлипнула.

– Простите, я думала такие, как вы неспособны на любовь. Я думала получив, чего хотите – вы забудете обо мне.

Словно в бреду Бренсон поднял на нее глаза полные безнадежного отчаяния.

–Такие, как я?.. – он запнулся, словно борясь с приступом тошноты. Несколько минут он смотрел, не понимая, как такое может с ним происходит. Как какая-то девчонка, смогла так ловко его обкрутить, а потом жестоко растоптать… так вот что чувствуешь, когда тебе разбивают сердце –эти слова описывают ощущения очень… точно. – Вы правы, – внезапно с горечью вымолвил он, – раньше я тоже так думал.

Подошел кучер, сообщил, что карета готова и можно отправляться.

– Отвезите мисс Честер, куда она прикажет, – приказал

Бренсон

холодно. После молча развернулся, и ушел обратно по направлению в зал.

Джулия секунду смотрела ему в след, а когда села в карету разрыдалась горькими горячими слезами. Если бы он знал, как болит ее собственное сердце в эту минуту, он бы ни за что ее не отпустил. Как же теперь жить с этой болью? И жизнь ли это будет?

Время тянулось медленно. В мрачном, сыром Лондоне в свои права вступала весна, хотя погода ничем этого не выдавала. Подняв ворот пальто повыше, Бренсон быстро пересек улицу и остановился возле одного из тех затейливых зданий, которые на общем фоне выделяются своей строгой изысканной красотой. Расположенное в самой престижной части города, это здание служило убежищем для узкого круга мужчин, имеющих счастье причислять себя к самому высшему слою общества. Изрядно от него устав – они прятались здесь от светских условностей, ворчливых жен и прочих житейских невзгод. Это был их оплот, позволявший выйдя отсюда выдерживать часы скучных приемов, где каждое движение подчинялось строгому этикету.

Звонок дрогнул под рукой посетителя, дверь распахнулась и седовласый дворецкий, поклонившись, пригласил войти. Безразличие на его морщинистом лице никогда бы не навело на мысль, что прежде чем сделать этот столь привычный для него жест он тщательно изучил посетителя, чтоб не дай бог, не пропустить чужака.

Клубная атмосфера была привычна и привычно Бренсону она не очень нравилась. Публика здесь собиралась весьма почтительная, быть в их числе означало быть на пике мира. Так считали все здесь присутствующие, только не Бренсон. Для него это была тягостная необходимость. И, чтоб наградить себя ею пришлось еще и поднапрячься. События, связанные с семьей, занесли его имя в черный список. Обелить его поначалу не представлялось никакой возможности. И тут вдруг годы его бурной молодости принесли: нет – не вред, а пользу. Первый раз в жизни он прибег к такому рода помощи, как рекомендации. Эти самые рекомендации дал герцог Каненсдейл, чьё имя пользовалось неизменным почетом в этом и многих других местах. Поскольку Каненсдейлы входили в здешний круг едва не со дня основания клуба, его желание вернуть в ряды лорда Редингтона зачлось. В конце концов аристократы должны стоять друг за друга. Каненсдейл был слегка в долгу перед Бренсоном, теперь пришло время расплатиться. Чего не сделаешь ради спасения репутации семьи – причем в данной ситуации один ее сохранял, а второй возвращал.

Какое странное чужое чувство стало вдруг управлять его жизнью. Когда–то оно не вызывало ничего кроме досады, а теперь весь его мир крутится вокруг этого. Ирония, если учесть, что семьи давно нет, а все его усилия едва ли будут оценены покойниками. Но Бренсон ничего не мог с собой поделать – теперь это было единственное, что интересовало и отвлекало от всего остального. А именно от огромной дыры у него в груди. Тщетно пытаясь выкинуть события прошлой осени из своей памяти, он как одержимый бросился искать ключ к делу брата. На следующее же утро после разрыва с Джулией Честер он рванул из своего поместья в Лондон, и там внезапно ему повезло. Его человек передал ему одну маленькую, но весьма убедительную причину поехать в Прагу. Один из сослуживцев брата отбывал там отпуск и Бренсон решил его навестить. Понимая, какая ничтожная возможность того, что этот человек знает хотя бы что-то полезное, решение поехать туда все равно было нерушимым.

Он убегал от воспоминаний о расставании. Вот только, как забыть утрату не только сердца, но и гордости, было неизвестно. Он молил ее остаться с ним! Он молил…. Как унизительно.

Рождественский вечер должен был стать лучшим в жизни, а принес неожиданно жестокие страдания. Когда на следующее утро новость о разрыве помолвки стала известна тетушке Бет, та отреагировала весьма сдержано. Правда Бренсон едва ли мог думать о ее чувствах, когда собственная душа пылала в агонии. Впервые очутившись в таком состоянии, он не знал, что делать. Он метался между желанием пойти и молить ее о любви и желанием пустить себе пулю в лоб. Хорошо здравый рассудок и гордость удержали его и от того и от другого. Унижаться больше не имело смысла, а еще один скандал связанный с его презренной кончиной не переживет тетя Бет.

В общем, он уехал в Прагу. Время в пути дало возможность все обдумать, и шанс найти какое-то утешение. Но единственным утешением была выпивка, все другие средства были тщетны. Днем заботы на время давали забыться, но вечера были несносны и именно тогда стакан другой бренди приходил на выручку. Мысль, что все его женщины чувствовали подобное, когда он их бросал, тоже была малоприятной. Чувство раскаяния терзало душу. Он вспомнил их слезы, мольбы, унижения. Он вспомнил Жанин Д'Амарнье. Только теперь он понял, как жестоко с ней обошелся. И при первом же удобном случае решил написать ей письмо с извинениями за свой неожиданный отъезд и жестокосердие. Своего яда он испил достаточно, и скажите на милость, кем он был ему налит? Именно – восемнадцатилетней девчонкой, знающей о любви не больше, чем он до встречи с ней.

Она его не любит! Не любит. Его! Бренсона Уэлсэра, лорда Редингтона – мужчину, покорившего столько женщин, что и имен всех не припомнить! Судьба жестока. Это ее месть за все, что он натворил.

Да, именно месть. А значит заслуженно…

В Праге погода была отвратительна. Пребывание не доставляло удовольствия. Встреча с Партоном Грэмишем, тем самым офицером, состоялась в одном из ресторанов города и дала свои результаты. Тот был весьма почтен, что лорд Редингтон проделал такой далекий путь для встречи, хотя и не понимал, чем он может помочь. Поначалу разговор был весьма натянут. Темы перескакивали одна на другую, но толку было мало. Бренсон задавал довольно прямые вопросы, на которые ему явно не собирались давать ответы. Это удручало. Казалось капитан совсем не понимал, о чем хочет знать Бренсон.

Разочарованный, он уже собирался раскланяться, но тут уже по окончанию встречи капитан Грэмишем, невзначай заявил:

– Эта опиумная война, друг мой, одурманила многих. Сейчас на кону все. Но знаете где она идет ожесточеннее всего? Там в кулуарах за темными портьерами весьма солидных мест. Ваш батюшка и брат принадлежали к старейшему из них. И у некоторых его членов голова все еще весьма туманна. Вам стоит заглянуть туда. Может, там вы найдете ответы.