— Как не знать… Веста веселая была, словно ласточка. Так и порхала, так и порхала… Помню, придет ко мне и давай просить: научи, мол, тетушка Ирда, меня вышивать.

«Все девицы вышивать умеют», — припомнила невесть почему слова хозяина вулкана.

— А мне жалко, шо ли? Я и научила. Уж так хорошо она вышивала, шо рукоделие ее и купцы за море продавать возили. Так-то вот…

— А к хозяину вулкана она жребием попала? — спросила быстро, пока воспоминания далеко тетушку Ирду не увели.

Кивнула.

— Не успела ласточка мужней стать, хоть и собиралась. Жребий ей выпал к чудовищу из-под горы отправляться, да только сказывали, судья Вильзмира — шоб ему у Отца-Солнца пятки жарило! — все устроил так, шоб свою дочку хозяину вулкана не отдавать.

— И дальше? Что дальше? — прошептала я, слыша, как за спиной крики громче становятся. Уж не меня ли хозяин вулкана ищет?

— А шо дальше… Упорхнула моя ласточка к чудовищу… Больше и не видывали ее, — тетушка Ирда носом шмыгнула.

Понимала, что надо еще что-то спросить, только в мыслях болтушка из вопросов была. Как нужный выхватить?..

— А селение как же? Вильзмир? За что его хозяин вулкана сжег?

— Жених моей ласточки хозяина вулкана разозлил, вот и поплатились мы все.

— Разозлил? Как же? Скажи, тетушка Ирда, молю!

— Пошел отчаянная голова невестушку свою вызволять из лап чудовища. И ведь слова никому не сказал. Собрался — и молчком ушел. Да он и завсегда молчаливый был. Я его на окраине селения видала. Шел с мечом к горе этой проклятой. Бледный, будто сама Старуха-Смерть за плечом стоит. Я-то сама из Ильштара возвращалась. Кума у меня здесь и…

— И что? Его тоже не видели больше? — облизала пересохшие губы.

Сердце того и гляди выскочить готово было, словно чувствовало: сейчас важное что узнаю. Но тетушка Ирда удивила.

— Да отчего ж не видали. Видали. Воротился едва живой. Голова разбита, лицо все в крови. На расспросы ничьи не отвечал. Заперся у себя дома и даже лекаря не пускал. И раньше-то себе на уме был, а после и совсем в себя ушел. Кузнец только ко мне терпимо и относился. Из-за Весты, опять же. Пришла я к нему после того, увидала, шо едва живой, и давай ромашкой отпаивать. А после еще отваром из мяты да хмеля шишек. Хорош отвар, быстро на ноги ставит. Мамка-то моя известная знахарка была, премудростям своим и меня обучила, потому и…

— Кузнец? — переспросила хрипло. Почувствовала, как руки от волнения задрожали.

— Кузнец, говорю ж. И хороший. Да шо уж там, лучший в Вильзмире-то был. Пришла я к нему, меня-то он впустил.

Но я уже не слушала.

— Имя.

— Чавой? — непонимающе смотрела тетушка Ирда.

— Имя. Как кузнеца того звали? — вцепилась в сухонькие плечи тетушки Ирды и даже чуть тряхнула ее.

— Пусти, дурная! — вспылила та.

— Прости, тетушка Ирда… — Отпустила ее, отошла на шаг. — Но как же кузнеца того звали? Или позабыла ты?

— Ничавой-то я не позабыла! Имя, имя… Вот же заладила! Редриком его кликали. Редрик, Чеслава сын.

Ахнула, отшатнулась, подхватила юбку платья и припустила по дороге в самую ночь, куда и свет костров не долетал. Дальше, дальше, дальше… Туда, где ни думать не смогу, не вспоминать о том, что сейчас узнала. Ноги будто сами несли, а в мыслях и были вопросы одни.

Как? Почему? Неужто?..

Да нет, быть того не может!

И сама не заметила, как оказалась около родных стен, хотя метка проклятая жгла кожу, будто дикий зверь плоть терзал. В темноте не сразу и поняла, что стен булочной больше нет. Заместо них обгоревший печной остов среди груды закопченных камней торчит, попирает ночное небо. Вывеска, над которой столько трудилась, и вовсе пропала. А может статься, на пепелище рассмотреть ее не смогла. Дело всей жизни, в которое столько любви и труда было вложено, лежало под ногами трухой и золой. Дом, где с Торвином жила, где сами стены памятью о прошлой жизни дышали, в дым обратились. В дым и пепел.

Стянула маску с лица, чтоб убедиться, не привиделось ли.

Не привиделось.

Вскрикнула раненой птицей, сделала шаг вперед, сама не зная зачем, потом руки к груди прижала. Горло сдавило так, будто кто веревку накинул — ни сглотнуть, ни вдохнуть.

— Попадись мне тот, кто это сделал… — выдавила, задыхаясь от гнева. — Только попадись!

Глава 20

Арвир, получив удар мешком с опилками, с бревна полетел. Благо, падать не высоко было, а то б переломался. Редрику скучно стало. Он уж и в состязании на поднятие тяжестей первым стал, и в бое на бревне, а Арвир все не успокаивался.

— На кулачный бой тебя вызываю! Ну! Только ты да я! Чтоб уж наверняка выяснить, кто сильнее! — проорал, едва на ноги вскочил. Красный, встрепанный, в опилках — мешок, которым его Редрик свалил, неплотно завязан оказался.

А что рубаха рваная, сам виноват — нечего было за Редриком повторять и пытаться за раз пяток мешков с мокрым песком поднять. Три — его предел оказался. И как только пуп не надорвал. Редрику-то привычно, он в горе своей какие только глыбы не ворочал, пока кузню себе не устроил. Да и после едва ль не каждый день с молотом упражнялся.

— Ну⁈ Или струсил?

Редрик и внимания не вопль Арвира обратил, высматривая в толпе Лиссу. Видела хоть, как он хлыща этого посрамил? Отчего-то важно ему было, чтоб увидела. Усмехнулся, подумав, что ведет себя точь-в-точь как мальчишка. Усмешка однако почти сразу пропала — почуял, как предплечье боль гложет, а раз метка жжется, куда-то унеслась его супруга.

Оставив место испытаний, спешил на зов брачной метки, по силе боли понимая, куда