Ещё был лорд Нежин, но его поцелуи были агрессивно-нетерпеливыми, небрежными. Ей не нравилось, как его язык вторгался ей в рот, полностью заполняя его.

В общем, ей не нравилось целоваться.

* * *

С Аленом всё было по-другому. Как ни странно, ей самой хотелось его поцеловать, но разбитые губы не позволяли ему даже улыбнуться. Так что она пару раз легко прикоснулась к уголкам его рта, краснея от собственной смелости.

А потом синяки сошли с его лица, к его телу вернулись былые гибкость и подвижность и однажды, когда она стояла перед ним и, нахмурившись, рассматривала затянувшийся тонкой кожицей длинный шрам на лбу, он наклонился и обняв, осторожно прижался ртом к её губам. Она, вначале, замерла, а потом обняла его за шею и неумело ответила на его поцелуй. Он оторвался от её губ, серьёзно и внимательно посмотрел ей в глаза: — Я очень люблю тебя, Констанца. Обещай мне, что, что бы ни случилось, ты будешь верить мне! А я обещаю, что сделаю всё возможное и невозможное, но мы будем вместе. Обещаешь?

Она нетерпеливо кивнула, и он снова склонился к её губам, и этот поцелуй разом выбил из неё все прочие воспоминания. Так вот как это происходит! Ален не был слюняво-нежен, а скорее нетерпелив. Она с упоением отвечала ему, вдыхая его дыхание, прикасаясь своим языком к его языку. Они целовались долго, и от него чуточку пахло слабым виноградным вином, и она чувствовала, как напрягаются мышцы на его груди, когда он прижимает её к себе, и ей был приятен запах его тела и рубашки, прямо сказать, несвежей. Но этот запах показался ей родным, совершенно не вызывающим отвращения. Она провела губами по его щеке и подбородку, а он тихо засмеялся и опять нашёл её губы.

Потом она обратила внимание, как тяжело он дышит, а затем его рука соскользнула ей на попку, сжимая и прижимая её бёдра к его телу, но тут же вернулась на талию, а он глухо шепнул: — прости, родная, не смог удержаться.

Он отстранился и сел на кушетку, улыбаясь и глядя на неё снизу вверх мученическими глазами. Она села с ним рядом и положила голову ему на плечо: — тебе очень плохо, да?

Он обнял её за плечи и поцеловал волосы: — не обращай внимания, моя хорошая. Что поделаешь, я всего лишь мужчина, — он хохотнул, — и мои инстинкты дают о себе знать. Но я в состоянии держать их в узде. — Она потёрлась затылком о его плечо:

— мне тебя жалко. А можно что-то сделать?

Он сильно прижал её к себе: — можно. Но мы не будем.

* * *

Поздно вечером, когда постоялый двор затих и гости разошлись по своим комнатам, Констанца дунула на свечу и скользнула под одеяло на своей кушетке. Из закутка вышел Ален и прошлёпал босыми ногами к своей постели. Его долго не было, кажется, он мылся ледяной водой, принесённой данном Джорджием. Констанца содрогнулась. Она тоже мылась, но их хозяин не мог принести достаточное количество горячей воды, не вызывая подозрений, поэтому ей приходилось быть очень экономной. В довершение ко всему она обнаружила, что после того, как они с Аленом долго целуются, её панталончики становятся влажными. Она пришла в ужас, не зная, что с ней такое.

Когда он целовал её, крепко прижимая к себе, она чувствовала его желание, ощущала твёрдость и пульсацию мужского естества. Ален гладил её спину, целуя лицо, шею, волосы, но никогда его руки не опускались ниже талии. В такие моменты Констанце казалось, что её груди, низ живота тяжелеют, наливаются истомой. А потом она вдруг обнаружила, что её панталоны влажны.

Ей сразу же вспомнилась старая-престарая старуха-соседка, от которой всегда неприятно пахло мочой. Она была неряшливой, вечно грязной, и дом у неё, в котором она жила с дочерью-вдовой, тоже насквозь, до рези в глазах, пропах застарелым запахом мочи.

Улучив момент, Констанца обнюхала себя, но мочой не пахло. Она вздохнула с облегчением, но тут же пришла мысль, что, возможно, она больна. Она прислушалась к себе, но ничего особенного не заметила.

В этот вечер Ален, кажется, прижимал её к себе немного сильнее, а потом, оторвавшись от её губ, он быстро прошёл в их закуток, и Констанца услышала плеск ледяной воды.

Он лёг на кровать и затих, но она чувствовала, что Ален не спит. Тогда она решилась. Встала с кушетки, подбежала к кровати и торопливо залезла под одеяло. Он чуть-чуть подвинулся, давая ей место, но кровать была узкой, так что они оказались прижаты друг другу. Он обнял её и шёпотом спросил: — что, Констанца? Чего ты испугалась? Страшный сон приснился?

Она нашла в темноте его губы и коротко поцеловала: — нет, Ален, я не испугалась, просто я подумала… ну…, в общем, я решила, что… — она набралась смелости и выпалила: — пусть у нас всё будет!

Он глубоко вздохнул и поцеловал её: — не нужно, милая. Я ведь знаю, как тебе неприятна сама мысль о близости с мужчиной. Я тебя очень люблю и все мои мысли только о тебе, но я не хочу, чтобы это произошло против твоей воли только потому, что ты мне сочувствуешь.

Констанца возмутилась: — Ален, я тебя тоже люблю и вовсе мне не противно! И… и… наоборот, мне очень даже приятно, когда ты ко мне прикасаешься, — добавила она шёпотом.

Кажется, он не мог решиться, тогда Констанца сама потянула через голову ветхую мужскую рубашку, в которой спала. Оставшись в одних панталонах, она повернулась к Алену. Тот втянул воздух через крепко жатые зубы: — что ты делаешь со мной, Констанца!

Она, не отвечая, прижалась к нему, с наслаждением ощущая, как короткие курчавые волоски на его груди щекочут затвердевшие соски. Он со стоном обнял её. Его ладонь скользнула по бедру, стягивая вниз панталоны, но Констанца, останавливая, прижала его руку. Ткнувшись носом ему около уха, она в смущении прошептала: — Ален, я… не знаю, …со мной что-то не так, мне кажется. У меня… там… так мокро… — От стыда у неё на глаза навернулись слёзы. Наверно, сейчас он брезгливо отодвинется от неё и если даже ничего не скажет, то ей придётся встать и уйти на свою кушетку. А как она утром будет смотреть ему в глаза? Она была готова провалиться сквозь землю!

Но Ален громко расхохотался. Стянув с неё одеяло, принялся бесстыдно целовать шею и грудь, опускаясь ниже. Решительно дёрнул вниз панталоны, и вот уже его рука нахально трогает, гладит её тело, сильно прижимая, нетерпеливо раздвигая её ноги, отталкивая руки, которыми она старалась прикрыться.

— Ален! Подожди! Я так не могу!

Он притиснул её к себе, смеясь, сказал: — ты моя маленькая глупая девочка! Я просто счастлив, что там у тебя влажно! Это значит, что ты тоже хочешь меня, что я тебе не противен и всё у нас будет замечательно!

Она обрадовалась его словам. Значит, она не больная. Хотя смущение и стыд не оставили её, всё же ей стало немного спокойнее. Констанца с удовольствием гладила его тело, отмечая под пальцами неровности шрамов там, где когда-то он был ранен. Но, кажется, Ален не был расположен к длительным нежностям. Довольно настойчиво он перевернул её на спину и Констанца, почувствовав его твёрдую плоть на своём бедре, сжалась, замерла. Он почувствовал это, медленно опустился на согнутые в локтях руки и вглядываясь в темноте в её глаза, глухо сказал: — Констанца, тебе нечего бояться. Если ты передумала, то я не буду настаивать, — он через силу хохотнул: — хотя мне придётся несладко.