– А где же собачки?

– Если избежали живодёрни, то благополучно дичают где-то на болотах в окружении перелётной и зимующей птицы.

– Хломс, а за каким чёртом вы полезли в курятник к несушкам? – поддел я всезнайку, устав от его прямолинейных ответов.

– Именно в служебных пристройках я нашёл неопровержимые доказательства ведения тайного совместного хозяйства скотником с кухаркой, а допросив без пристрастия Саломею, убедился в правильности своих выводов относительно преступной роли прислуги в расследуемом деле. Тогда же, без особого нажима с моей стороны, она призналась в погроме собачьего гнезда и потраве растительности вокруг него. Тем самым недалёкая женщина хотела придать делу видимость похищения столь любимых сэром Гарри, во время его умственного застоя, собачек. Да и вы, кстати, тогда пели о выкупе с её слов.

Слова друга о моих музыкальных способностях были не далеки от истины, насколько я помнил, но крайне обидны.

– Мистер Хломс, – еле сдерживая себя, обратился я к сыщику. – Я не буду говорить о ваших концертмейстерских способностях, но ваша игра на флейте и меня не всегда приводит в восторг. Мог ли я подумать, что, деля с вами кров, должен буду ещё и разделить любовь к сольным концертам?

– Полноте, дружище, – пошёл на попятную зарвавшийся меломан. – Я не хотел обидеть вас отсутствием слуха. Это уже сделала природа. Да и у сэра Гарри, насколько я могу судить по вашей последней вечеринке, напрочь отсутствуют музыкальные способности.

– К вопросу о сэре, – смягчился я душой, понимая, что не один в компании тугоухих, – неужели он не подозревал о творящихся в его владениях беззакониях?

– Сэр Гарри, – осторожно ответил Хломс, – никогда не опускался в гущу народной жизни ниже винных погребов, поэтому ему всё было до канделябра. Это сейчас, после всех потрясений от общения с вами и лечения на принудительных водах, он, заседая в парламенте, не берёт ничего лишнего из специфичных хранилищ и предостерегает от этого других.

Это известие повергло меня в шок. Ведь какой был несгибаемый человечище! Сколько лет в одиночку – и всё бросить! Не дай бог, дурной пример окажется заразительным! Но я отогнал зряшные мысли и вновь обратился к Хломсу за очередным разъяснением:

– Скажите, друг, а как же Жлобс и Джопс смогли покинуть владения сэра Гарри при постоянно запертых воротах?

– Вот это, действительно, элементарно, – и Хломс удивлённо посмотрел на меня. – Ведь как раз за хозяйскими пристройками стена замка полуразрушена…

– Не хотите ли вы сказать, дорогой Шуррик, – въедливо перебил я рассказчика, так как и сам знал об этом факте, – не хотите ли вы сказать, – вновь повторил для убедительности, – что джентльмен полезет через стену?

– А кто вам сказал, что пекарь и скотник были джентльменами? – в свою очередь удивился и Хломс.

И это было истиной, роковым образом не принятой мною в расчётах.

– Но Шуррик, – слегка побагровев, попытался я оправдаться, – в сыскном деле интуиция не всегда приходит на помощь, и всего не предусмотришь. Помнится, на что уж вы опытный человек, и то сумели травмироваться при неосторожном обращении с холодным оружием в сторожке, – не удержался я от такой чувствительной для самолюбия сыщика шпильки.

– Мистер Ваксон, – помрачнев, посмотрел на меня Хломс, – если бы не моя реакция и воля счастливого случая, вряд ли бы мы вели эту разумную беседу. Показывая мисс Розалинде своё искусство владения кинжалом в джунглях Индии до невозможного совершенства, вы едва не снесли бедной девушке голову. Так что порезанный палец – сущие пустяки по сравнению с отсечённой головой.

Это была сногсшибательная для меня новость. Но, ведь, сколько жидкости утекло за это время! А издержки неизбежно возникают при любом нормальном производстве даже качественных работ.

– Тогда мы квиты, – всё же нашёлся я, – ведь вы так здорово обыграли меня в карты.

– А вас обыграть не составляло особого труда. Находившийся за вашей спиной кофейник прекрасно позволял мне отслеживать карту, которую, по правде говоря, вы и так едва различали, наполнившись джином до краёв.

Ядовитые слова Хломса заставили меня задать совсем уж нейтральный вопрос:

– Шуррик, а к чему весь этот маскарад с Дралсексами?

– Мой друг, – Хломс снисходительно окинул меня взглядом, – на расширенном совещании в Скотланд-Ярде, где и вы присутствовали в качестве наблюдателя из бара, был разработан план поимки беглых каторжников. А так как инспектор Клейстерт уже лично проводил рекогносцировку местности и осмотр Ваучервиль-холла, было решено направить его на операцию вместе с сержантом Мэгги Попкинс в несколько изменённом виде, что по ходу дела оправдалось полностью. Вот, собственно, всё и сказано об этой незамысловатой истории.

Мы замолчали, каждый о своём. Мистер Хломс, вскипятивший какую-то взвесь, добился своего – миссис Хватсон, таящаяся за нашей дверью, грохнулась в обморок, а мы, закалённые уголовным смрадом, лишь горько и непроизвольно всплакнули, борясь с удушьем.

Слёзы вспенили во мне новую розовую волну воспоминаний.

– Мистер Хломс, – обратился я к экспериментатору, накидывая на лицо марлевую повязку, – а не известна ли вам дальнейшая судьба сержанта Мэгги?

– О, мой терпеливый друг, – начал оживать Шуррик, как всегда пренебрегший средствами индивидуальной защиты, – мисс Попкинс пошла на повышение и в настоящее время сотрудничает с полицией нравов в качестве доступной приманки. А родившийся у неё сравнительно недавно младенец, явился приятнейшим сюрпризом и весомым приданым для жениха – сэра Гарри Пройддохи. Будущий супруг безумно рад наследнику и скорой возможности посмотреть мир за пределами графства, чтобы показать себя со всех возможных сторон.

– Мой малютка, – простонал я и разрешился риторическим вопросом: – Когда же они успели снюхаться?

– Это случилось ещё в сторожке, которую сэр Гарри посетил во время вашего лечения чистым джином от белой лихорадки, перемежающейся тяжёлым бредом плотского толка, – невозмутимо констатировал сыщик и вдруг озадачился: – А при чём здесь вы и безгрешное дитя? Насколько я знаю, вы не оставляете материальных следов в подолах у дам?

– Ах, Шуррик, – продолжал я стенания, – но не на ваших ли глазах я позволил себе забыться рядом с прекрасной Розалиндой?

– Что было, то было, – в голосе друга зазвенел металл, – я впервые тогда не знал, что предпринять и где укрыться от уколов совести, когда вы начали склонять юную мисс к замысловатому разврату, приводя примеры свального греха и заявляя, что «Камасутра» для вас – уже забытая азбука церковноприходской школы. И лишь питаемые к вам дружеские чувства с моей стороны, да хозяйская гостеприимность мисс, не позволили применить к вам более грубое насилие, чем кляп и наручники, – и Хломс умолк, предаваясь, видимо, приятнейшим воспоминаниям о насилии надо мной, как личностью.

Мне стало дурно, как в похмельное утро вдали от стойки бара. Даже мой взгляд залубенел, отвердев до тупой первобытности. Я почувствовал себя неоперившимся новичком клуба любителей инфлюэнцы. Одно меня лишь утешало – я всегда был искренен в своих заблуждениях. Хоть заостряй на голове кол или воздействуй на неё иными подручными средствами.