Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что, ребята, празднуете? – спросила, намётанным глазом сразу оценив обстановку.
– А у Пашки именины, – почему-то соврал сосед мой Фёдор и указал на меня пальцем.
– Тогда святое дело, – поощрила нас Таисия и остановилась в явном ожидании.
Тайка баба хорошая. Во-первых безмужняя и компанейская, а во-вторых, если с подходом, может откликнуться всей своей широкой душой, тем более, что и телом бог не обидел. Сзади, что твой телевизор «Горизонт» первой ламповой модели в штанах таскает, но всем назло в цветном исполнении, так как садится куда попало на всякую краску и белила. Ну и спереди висит у неё для равновесия, считай, по ведру и тоже в разноцветье охры и олифы. Вот на лице краски нет, но почти всегда одна суровость и нос. Не то чтоб очень уж развесистый или наоборот целеустремлённый, а какой-то размашистый и больно наглый. Словом, тот ещё шнобелёчек, который вечно лезет не в свои дела, как и вся Таисия. Я на неё в бане или, на худой конец, в каком купальнике очень полюбопытствовать хотел бы, но вот нос-то как раз и удерживал. Может ещё и язык, хотя она на другом конце деревни живёт и меня как бы не касается.
Словом, пока хихоньки да хаханьки, плеснули и ей. Не отказалась, добрая душа, залпом осушила. А тут и рабочий день закатился за положенный трудовой срок.
Продолжили уже на свежем воздухе за коровником, чтоб подальше от чужих глаз. Тем более, что Тайка к нам двух доярок присоединила. Зойку и Люську. Эти слабее в теле, но смешливые до дури. Палец покажи-обхохочутся, а когда им на спор Петька кое-что из штанов показал под весёлый разговор, то так зашлись, что мне за нательный неурожай тракториста даже обидно стало, хоть он и вовсе потом оголился, приглашая всех купаться в чём мать родила. Лишнее на себя взял, так как до речки, считай, две версты и через всю деревню.
Но это уже потом было. А поначалу-то всё благородно, то есть не по целому стакану, а с закуской в одну конфетку и под шутки без обид. Кто Зойку за ляжку ущипнёт, кто Люську за бочину, а я ближе к Таисии примостился. Видать, осмелел с литра ещё до захода солнца, и даже нос не мешает, а за вырез платья заглядываю, как к себе за пазуху. Однако, от взгляда в ту сторону одно расстройство. Руки сами собой потеют и на контакт просятся. Но терплю и ногой для незаметности вертикальную позу в колене принимаю. Ведь на травке сижу, а если нижние оконечности вольно раскинуть, то всю компанию в развязной показушной стойкости от главного дела отвлечь можно. А мне это пока ни к чему. Мне бы только до Тайкиных потайных закромов добраться, да прежде времени не угаснуть, как Петька, что так без штанов и заснул в клубок свернувшись. Но мы не переживаем, ведь время знойно-летнее, сам пробудится при луне. Всё равно не поднимешь утомлённого работника, ни лишним стаканом, ни другой какой оглоблей.
Тут и нам пришло время расходиться, так как добавлять уже никому не хотелось. Сосед Федька с Зойкой ушли обнявшись, а Степан с Люськой. Тоже обнявшись и тоже не в деревню, а мы с Таисией за ближайший куст, что пораскидистее.
Сидим. Что-то делать надо, а она, дура, в штанах. И никаким приказом их с таких окороков не снимешь. Видимо, как с неполноценной придётся время на ласки изводить, раз прямого намёка не понимает. А то чёрт знает, что у неё на уме при таких-то объёмах! Хорошо, если рукой отмахнётся. А если ногой взбрыкнёт? Я хоть и не поскрёбыш какой, но таких весовых категорий не достиг. Раздавит, как комара.
– Таисия, – говорю в задумчивости и кладу руку повыше её колена. – Тая, давно хотел тебя спросить: а если белила с охрой смешать, то какой колер получится?
Сказал, и волосья дыбом по всему телу. Куда это меня понесло? Ведь от таких слов в лунную ночь под кустом за сто вёрст дурдомом пахнет. Чувствую, и Таисия закостенела в неприятном ожидании дальнейших моих слов и действий. А меня бессознательно понесло дальше, словно несвежего объелся:
– Таисия, – говорю и передвигаю руку значительно выше колена. – Таисия Михайловна, – и тут я начал обращаться к ней во множественном числе, что считается в нашей деревне дурным знаком, – а как вы относитесь к внебрачным половым связям?
Ну, это была уже чистая водка, а не осознанная речь здорового человека.
– А никак, – грубо ответила женщина и стряхнула мою руку с ляжки.
Долго сидели молча. Мне домой до утра пути не было, так как сразу попадал под перекрёстный допрос жены и тёщи. Только при дневном свете да на трезвый глаз и сумею смелой выдумкой оправдаться. А Таисия, видать, ждала моего первого смелого полюбовного шага, который я и сделал, сравнительно легко поднявшись с земли.
– Пойдём на стог, – уже уверенно скомандовал я, – а то, глядишь, тракторист проснётся и всю обедню испортит. А может и роса ляжет, вымокнем до простуды.
Таисия сразу вникла в суть, и мы спорым шагом двинулись к заготовленным скотам на зиму грубым кормам. Подруга в конце пути даже повеселела, видя во мне такую прыть дееспособности. А то, видишь ли, в разговоры пустился, когда у обоих, поди, одни развратные действия утех в головах в такую-то ночь прелюбодеяний страсти.
На стог лезли по очереди. Сперва она, а я её подсаживал руками и плечом, так как полуприцеп моей лебёдушки был не только мягким, но и увесистым. Пару раз она со стога соскальзывала, низвергаясь мне на голову и припечатывая к земле. Но, слава богу, всё обошлось без увечий, а лишь лёгкой помятостью моей лицевой части и ушных раковин.
Однако, посильно помогая один другому, вскарабкались-таки мы на этот сеновал и сразу к делу. Ночи– то короткие. Даже раздевались, как в бане, каждый сам по себе, чтоб в чужих пуговках не путаться. И скоро стали мы как новобранцы перед врачом в военкомате. Оба голые, аж серебримся под луной, и глаз друг от друга оторвать не можем. У неё заросли чуть ли не до пупа, так что под ними ничего серьёзного не просматривается, да и у меня считай что до того же уровня животный инстинкт соблазна наружу выпер. И вот, когда моего такого вольного вида Таисия не выдерживает и бухается на спину посреди всей этой, как оказалось, соломы, то я, словно на беззащитную бройлерную курицу, хищной птицей сверху стремглав слетел. Но хоть и ястребом кинулся, всё же гнездовища в её зарослях не достиг, только клюв поточил у порога, потому моя свежая полюбовница сразу и предложила:
– А давай ты снизу.
Я немедленно согласился и, скатившись с обширных телес Таисии, безмятежно раскинулся на соломе, как самый что ни на есть беззащитный молокосос. Вот тут-то Тайка и навалилась на меня деревенскими жерновами, да так отмолотила меня в прыгучем состоянии и без моей помощи, что я сомлел душой и телом, словно побывавши нечаянно под мотоблоком с собственного подворья. Правда, до полноценного трактора ей далеко было, но раздавить мой кисет запросто могла, не раскинь я свои лапы пошире, да не амортизируй руками, обхвативши со всей силы её ядрёную репицу. А у неё всё широкое было, что снаружи, что внутри. Снаружи-то нормально, есть где рукам разгуляться, а вот внутри-никакого ущемления органу, одно болтание в тёплой сырости, как одинокому огурцу в трёхлитровой банке. Поэтому ей вздохи и крики на всю округу, не помню сколько раз за ночь, а мне лишь под утро облегчение от напряжения, да и то через собственную волю и возможное шевеление под Тайкиной необъятностью.