Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, я хотел бы положить голову на твои колени, как ребенок, и не стыдился бы этого. Но это невозможно, и потому я опять пишу тебе письмо. Сегодня все было спокойно. Я занимался своими делами в поселке. Буря, бушевавшая внутри меня в последнее время, улеглась. Мой разум работал отлично. Проезжая на мотоцикле мимо оливкового дерева, я заметил плачущую девочку, звавшую на помощь. Это была племянница Сары. Она каталась на велосипеде, испугалась злой дворовой собаки и взобралась на дерево. Нужно было отвести ее домой. По дороге я случайно повстречался с Сарой. Она сказала, что я спас их девочку и потому должен обязательно зайти к ним в усадьбу. Я был против. Я вскочил в седло мотоцикла и умчался в лагерь. Я ведь сказал, это был для меня очень тихий день, и все было предельно ясно. Свое неповиновение Саре я считал большим достижением.
Однако поздно вечером пришли несколько родственников Сары и рассыпались передо мной в благодарностях. И Сара была с ними. В час, когда я ее совсем не ждал, она, с маленьким букетом цветов в руке и с прелестной улыбкой на устах, стояла у входа в мою палатку.
Наши гости собрались на центральной площадке лагеря под большим фонарем. Сара держалась немного поодаль.
Я забился в темный угол. В руке у меня были подаренные ею цветы, а в душе — неясное беспокойство. Я с тревогой думал, будто опытный капитан, различивший на ясном и чистом небе отдаленные облачка, свидетельствующие о приближении бури: «В эту ночь случится что-то из ряда вон выходящее!» Я хотел бежать оттуда и не возвращаться в лагерь до утра. К моим причудам все уже привыкли. Даже Сара, скорее всего, не обиделась бы. Но сдвинуться с места было выше моих сил.
Я находился в таком темном месте, что со стороны меня не было видно. Оттуда я без страха быть обнаруженным следил за Сарой, за выражением ее лица, освещенного светом большого фонаря. Она улыбалась. Кругом царила суматоха. На минуту я потерял лицо Сары из виду. Но оно продолжало стоять у меня перед глазами.
— Вы любите цветы, господин Зия, так же как лунный свет? — послышался вдруг ее голос.
Я вздрогнул и повернул голову. Сара стояла почти рядом со мной и, улыбаясь, смотрела на букет в моей руке.
Я испугался. Стал придумывать какую-то ложь, чтобы объяснить, почему до сих пор держу в руках ее букет. Я насмешливо сказал, что он напоминает мне цвета нашего спортивного клуба и только из-за этого я собираюсь прикрепить его в своей палатке над изголовьем кровати.
Но, как я уже сказал раньше, она не сердится на мои выходки и невоспитанность. Она только с грустью смотрит мне в глаза, и ее взгляд заставляет меня раскаиваться в содеянном. У этой непонятной девушки что-то творилось в душе этой ночью. Что-то с ней происходило, так как она упорно настаивала прогуляться со мной по лесу, примыкавшему с другой стороны к лагерю. Я пытался отговорить ее, но тщетно.
Мы шли рядом по тропинке между деревьев. В лунном свете наши тени переплетались. Сара почти прижималась ко мне, словно темнота, окружавшая нас, страшила ее. Ее плечо касалось моей руки.
В эту ночь я понял, Недждет, какой прекрасной может быть любовь. Прекраснее любой мечты. Я говорил себе: «Аллах! Ты мог бы сотворить меня таким же, как и другие люди, способным любить, не стесняясь ничего, и быть любимым. И эта чужая мне девушка, которая идет рядом, касаясь моего плеча, могла бы стать моей невестой или женой. Но она на самом деле дальше от меня, чем самые далекие звезды. Сейчас ночью при свете луны столько людей ходят, держа друг друга за руки, и испытывают чувства, похожие на наши. Как же вынести такое счастье?» И я чувствовал, что слезы наворачиваются мне на глаза.
Другого человека эта мысль могла бы довести до безумия. Но я уже давно смирился со своим поражением, растворил в себе этот яд и потому не испытывал ни ненависти, ни злости. Раньше я с удивлением смотрел на влюбленные пары, как другие люди наблюдают за небесными явлениями, и думал: «Да, в этом мире есть и те, кто влюблен, но внешне они ничем не отличаются от остальных людей. Как же такое возможно?»
Сара привела меня к краю пропасти. Стараясь справиться с каким-то внутренним волнением, она обратила ко мне свое красивое лицо, казавшееся еще более прекрасным в лунном свете, и словно бы молила о помощи. Она улыбалась мне, ее голос звучал как песня. Я с трудом сдерживал себя, чтобы ничем не выдать свою слабость. Я находился будто бы во сне.
По правде говоря, никакой горечи я не ощущал. Прежде я успокаивал себя: «Хомонголос, ты с удивлением смотришь на тех, кто влюблен, но никто не понимает, что такое любовь лучше, чем ты».
Сара с любопытством разглядывала противоположный склон. Я обещал ей, что как-нибудь днем приведу ее сюда, чтобы она вдоволь смогла налюбоваться здешними красотами. Я сказал это просто так. Было ясно, что вместе мы больше не придем сюда. Она уедет через двадцать или тридцать дней. Я сказал себе: «Хомонголос, возможно, это конец. Ты с ней больше не будешь видеться вот так, наедине… И ее лицо никогда не предстанет перед тобой в лунном свете таким прекрасным, как сейчас. Значит, сегодня ты на самой вершине того счастья, которое отмерено тебе судьбой. Если бы эта девушка была твоей законной невестой, разве ты любил бы ее в этот момент больше, чем любишь сейчас? Хомонголос, сделай над собой усилие! Останови механическую работу разума и логики! Предположим, что Сара и в самом деле твоя невеста и возлюбленная…»
Сара, будто желая помочь мне сделать то, что я хотел, повернулась и с нежностью и грустью стала мне что-то говорить. Потом она слегка наклонила голову и безо всякой
