Но в этот момент Стаут заметил торчащую из-под клапана Хокова мешка обгоревшую куколку и восторженно выпучил глаза.

– Колдовство! Магические атрибуты! Вам должно быть известно, что перевозка подобных вещей через Трещину категорически запрещена, сэр квестор. Это очень серьезно, очень. Кто знает, что еще могут иметь при себе подобные люди!

Стаут величественно махнул солдатам, приказывая тем приблизиться. Они охотно подчинились – предстояло небольшое развлечение. Неприятно улыбаясь Хоку и Фишер, Стаут обратился к наемникам:

– Я хочу, чтобы вы перетряхнули оба мешка! А этих двоих – раздеть и обыскать! Будьте очень внимательны, господа. Мне совершенно не нравится вид этой парочки.

Чанс прикрыл лицо рукой.

– О нет...

Фишер взглянула на Хока:

– Как, по-твоему, насколько мы можем испортить им удовольствие?

– Не больше, чем необходимо. Еще не поздно всем проявить благоразумие.

– Раздеть их! – завопил Стаут, разъяренный их непринужденностью и полным отказом чувствовать себя униженными. – Требую полного телесного обыска по всем отверстиям с последующей дозой сильного слабительного на случай, если они что-нибудь проглотили!

Один из наемников бодро протянул руку к груди Фишер и тут же получил сильный удар в переносицу. Голова его дернулась назад, и он грохнулся наземь, как подрубленное дерево. Еще двое наемников сунулись к ней, и Хок прихлопнул обоих прежде, чем они успели осознать его присутствие.

– Очень благоразумно, – спокойно заметила Фишер.

– А какого черта, – легкомысленно отозвался Хок. – Их же всего двадцать!

Прочие наемники уже двинулись на них с мечами наголо, и Хок с Фишер встретили их. Битва получилась короткой и не особенно кровавой, ибо супруги все еще демонстрировали то, что у них считалось примерным поведением.

Чанс не переставая пританцовывал вокруг свалки, заклиная Хока и Фишер: «Не убивайте их! Пожалуйста, не убивайте их! Они только выполняют свою работу! О боже, королева мне за это яйца оторвет!»

Капитаны могли бы поинтересоваться, заинтересованы ли наемники, в свою очередь, в том, чтобы щадить чужаков, но им не хватало времени и дыхания. Весьма непросто остановить человека, только ранив или разоружив его, особенно когда он изо всех сил старается вас прикончить. К счастью, у Хока и Фишер имелся многолетний опыт привода более-менее живых подозреваемых. В самом скором времени двадцать изрядно побитых вояк сидели и лежали на земле, бормоча, стеная и держась за головы в попытках припомнить, какое сегодня число, а таможенный офицер взирал на все это выпученными глазами. Супруги осматривали свою работу с тихим удовлетворением.

– Начинай так, как собираешься продолжать, – изрек Хок.

– Следует проявлять твердость, – поддержала Фишер.

Они повернулись к Стауту, и он сильно побледнел. Он явно был не прочь отступить на несколько шагов, но слишком уж дрожали ноги. Хок улыбнулся ему, и Стаут заскулил.

– Мы не проходим таможню, – твердо произнес принц. – Также мы не платим налоги или сборы и не подвергаемся личному досмотру. Теперь отойди. Сядь со своими солдатиками и не беспокой нас, иначе мы с Фишер скрепим твои верительные грамоты чем-нибудь большим, тяжелым и остроконечным.

Таможенный офицер грустно повиновался. Чанс покачал головой и настойчиво поманил Хока и Фишер к себе, желая отойти с ними на некоторое расстояние. Капитаны приблизились к нему, вытирая с оружия кровь обрывками грязной тряпки. Чаппи улегся рядом с подавленными наемниками и не сводил с них исполненного надежды взгляда – просто на всякий случай. Квестор понизил голос, но тон его был жестким и суровым:

– Очень неразумно. Солдаты, как и Стаут, действовали по приказу королевы. Может, он и дерьмо, но он – государственное дерьмо... Не могу поверить, что я это сказал. Дело в том, что здесь, в Лесу, у меня очень мало власти. Вы больше не капитаны Стражи. Вы отказались заявить о своих королевских привилегиях, поэтому из подпорок у вас только рекомендательное письмо, якобы от принца Руперта. Оно и моя поддержка как королевского квестора дадут вам некоторое преимущество, но вы не можете продолжать вести себя подобным образом! У вас нет оправдания, а моя защита имеет довольно ограниченные пределы. Вы здесь сами по себе.

– Так лучше всего, – спокойно заметила Фишер.

– Если я и научился чему-то за время пребывания в Лесном королевстве, – добавил Хок, – так это тому, что надо стараться произвести впечатление сильного, или тебя растопчут. Если мы с Изабель станем вести себя так, словно имеем право ругаться и раздавать тумаки, то все остальные нам это позволят. Мы являемся Рупертом и Джулией по доверенности, и люди будут относиться к этому с уважением до тех пор, пока мы держимся соответственно.

– А если нет? – спросил Чанс.

– Тогда мы начнем сбрасывать их с бастионов замка, пока не поумнеют.

– Хотелось бы мне думать, что вы шутите, – вздохнул юноша. – Не могу обещать, что сумею защитить вас. Я всего лишь квестор.

– Все в порядке, – утешил его Хок. – Мы изрядно поднаторели в искусстве самообороны. Побеспокойся лучше о том, чтобы защитить королевский двор от нас.

– Я уже беспокоюсь, – откликнулся Чанс. – Поверьте, я уже беспокоюсь об этом.

* * *

Оставив позади догорающие палатки таможни, они пустились в путь через Лес. Лесной замок по-прежнему лежал в нескольких днях пути отсюда, но Хок и Фишер не особенно торопились попасть туда. Прошло много времени с тех пор, как они в последний раз любовались сочными красками и великолепием Леса, и супруги наслаждались медленным возвращением старых воспоминаний. Лошади с легкостью следовали по широкой тропе, и хозяева могли спокойно сидеть в седле и глазеть по сторонам.

Стояло лето, и огромные ветви деревьев гнулись под тяжестью листвы. Стволы взмывали в небо, кроны смыкались над головой, сквозь густой зеленый полог листвы проникали толстые столбы золотого солнечного света. Приятно теплый, почти дремотный воздух полнился чистыми, свежими запахами. Птицы пели, насекомые жужжали, и со всех сторон доносились медленные осторожные шорохи – там передвигались олени и другие дикие существа.

– Боже, какая перемена по сравнению с Хейвеном! – наконец подал голос Хок. – Никакой тебе сажи, канализации и колдовства – только лес. Пахнет домом.

– Ты прав, – словно во сне отозвалась Фишер. – Я и забыла, какой он – лес... живой и бесхитростный. Насколько это лучше Хейвена со всей его вонью...

– Поверьте, мы тоже заметили небольшую разницу, – вставил Чаппи, труся рядом с лошадьми. – В Хейвене пахло так дурно, что мне хотелось, чтоб у меня ноздри заросли. Я хочу сказать, я не меньше других люблю иной раз поваляться в какашках, но всему есть предел.

– Славно вернуться, – продолжал Хок, не особенно слушая разглагольствования пса. – Несмотря на все, что здесь случилось, это все-таки мой дом.