Понятно, что единых инструкций по устройству временных публичных домов не существовало, их составляли соответственно обстоятельствам, но общую идею можно понять из инструкции, изданной в 6-й год Кансэй (1794):

«Вследствие пожара, нанесшего ущерб Ёсивара, настоящим разрешается деятельность временных публичных домов при условии строгого исполнения хозяевами следующих правил:

1. Одежда юдзё не должна привлекать к себе пристального внимания.

2. Ни юдзё, ни камуро не разрешается покидать дома.

Даже внутри домов им не позволяется появляться на фасадной стороне второго этажа или в окнах, так чтобы привлечь внимание прохожих.

3. Поскольку деятельность домов осуществляется за пределами специального квартала, все должно происходить тихо и скромно, а открытые демонстрации куртизанок, принятые в Ёсивара, категорически запрещены».

Следующее описание каритаку дается в «Эдо хандзёки»:

«Как правило, временный публичный дом располагает очень небольшим помещением. Примерно одной десятой от того, что имелось в постоянном здании в Ёсивара, в то время как наплыв гостей возрастает в десять раз против обычного. В таких условиях кровати для нескольких гостей помещают в одной комнате, просто отделив их друг от друга ширмами. Такой тип ночлега называется варидоко (разделенная постель). Кровати размещены так, что иногда чьи-то ноги приходят в непосредственное соприкосновение с чьей- нибудь головой и наоборот. Из-за ширм слышится болтовня юдзё со своим гостем. Слышно, как она улещивает его словами: «С первого же свидания моя любовь к вам превратилась в пылкую страсть и вся моя душа томится в ожидании вашего прихода. Вороны могут перестать каркать, но я не перестану думать о вас, мой принц!..»

Из-за ширмы слева слышится тихий шепот гостя, говорящего своей юдзё, что, если она его любит, он выкупит ее... Гость напротив оказался студентом и декламирует китайские стихи из «Тосисэн»[1 «Т о с и с э н» — сборник китайской поэзии эпохи династии Тан (618—907). (Приме'ч. пер.)]. Его юдзё впадает в недоумение, не понимая, о чем он говорит, и спрашивает студента: «А что за чудные слова вы произносите и что это за тёмэн (бухгалтерская книга) вы принесли с собой?» — «Ну что за темная ты женщина! — отвечает гость. — Это же знаменитые китайские стихи, которые тебе лучше бы запомнить...» Юдзё гостя куда- то отошла, и он, не желая оставаться пассивным, зевает и потягивается. Где-то в комнате находится господин, который здорово повеселился и настолько пьян, что не может стоять, однако отказывается лечь и поспать. Как только он пытается встать, его ноги подгибаются и он оседает на постель. Разочарованный, но не обескураженный пропойца начинает слезливо жаловаться громким ворчливым голосом, то выражая свое возмущение, то разражаясь беспричинным смехом. Вскоре он пытается развеселить себя исполнением кияри (песня пожарников), начиная песню пронзительным фальцетом во всю силу легких, но тут же сбиваясь и заканчивая невнятным пьяным бормотанием.

Внезапно эти прелестные звуки прекращаются, поскольку сопровождающая его юдзё, опасаясь, что этот вой потревожит остальных гостей, силой укладывает его в постель и накрывает с головой одеялом, удаляя его из звуковой картины этой ночи…Теперь другой гость, который до сих пор спал под влиянием винных паров, просыпается и, влекомый зовом природы, начинает искать выход, натыкаясь в полумраке на окружающие ширмы. Но его состояние подводит его, и, так и не поняв, где он находится, гость начинает сердито требовать объяснить ему причину его заточения и немедленно освободить, грозя в противном случае разнести здесь все. Поскольку никакого ответа не приходит, расхрабрившийся молодой человек яростно пинает ширмы вокруг себя, обрушивая их на головы спящих и грубо прерывая их сон, выходя из себя еще больше, он бросается на оставшиеся ширмы, расшвыривая их в разные стороны и являя взору интересные сцены, происходящие в других частях комнаты. Нервы остальных гостей не выдерживают, и начинается общая паника, подогреваемая истерическим визгом юдзё, криками «Горим!!» и т. д.».

Из этого описания видно, что обычные дома, временно приспособленные под публичные, были интересными местами, особенно при большом наплыве гостей, и что в их стенах случалось множество комичных и забавных ситуаций. Кстати, именно это привлекало туда еще больше посетителей.

Процессии, или шествия, юдзё всегда считались самым пышным зрелищем и важнейшей церемонией в Есивара. Однако сейчас это удивительное шествие в пору цветения вишен состоялось лишь однажды в ранние годы Мэйдзи и еще раз в 1887 году. Причем оба раза все проводилось не в соответствии со строгими канонами прежних времен, а в заметно упрощенной форме. С тех пор попыток возродить эту овеянную временем традицию не производилось.

Лучше всех описал подобное шествие юдзё Генри Норман в книге «Настоящая Япония», которую мы и процитируем.

«Самые великолепные зрелища в Ёсивара происходят в течение нескольких дней три раза в год в 5 часов пополудни, когда в садах вдоль улиц зацветают новые цветы. Первым весной появляется розовое великолепие цветущей вишни, затем, летом, пурпур ирисов и, наконец, сотни оттенков хризантем, национального цветка Японии. Когда новые цветы посажены, юдзё наносят им официальный визит. От каждого крупного дома выбирается с полдюжины красавиц, которых одевают в пышные платья, укладывают волосы в высокие прически, вставляют гребни и заколки, торчащие на три фута по обе стороны прически, и ставят их на черные лакированные гэта высотой в целый фут. Когда женщины полностью подготовлены к выходу, к ним присоединяется два десятка слуг. Два-три из них выступают впереди, оттесняя толпу. Еще двое с двух сторон поддерживают юдзё за руки. И в таком виде торжественно и очень медленно, по шагу в минуту, удивительная процессия начинает движение по саду. На улице она смешивается с процессиями из других домов, и постепенно вся главная улица Ёсивара оказывается заполненной глазеющей толпой, поверх голов которой изредка видны лица участников шествия.

Ходить на высоких гэта само по себе искусство, и девушек специально этому обучают. Одна нога выдвигается немного вперед и прочно устанавливается на земле. Затем кончиками пальцев за ремешок, проходящий между первым и вторым пальцами, поднимается второй гэта и ставится впереди и чуть наискось от первого носком внутрь. Далее все повторяется с первым гэта, как если бы конькобежец двигался на наружных ребрах коньков. Японцы называют такую походку хатимондзи-ни аруку (ходить восьмеркой). Ощущение, возникающее от созерцания этой процессии, трудно передать словами. Роскошные, дорогие наряды юдзё, драгоценные шелка, парча, сияющая золотым и красным, огромные банты оби, завязанные спереди (куртизанки обязаны были это делать, чтобы отличаться от остальных женщин)[1 Раньше это предписывалось законом, но сейчас оби завязывают спереди безотносительно к древней традиции. Старые правила уже давно никто не выполняет.], пирамидальные прически, лица белые как снег, черные брови, алые губы и даже ногти на ногах, покрашенные в розовый цвет, слуги-мужчины, бережно держащие ее с двух сторон за кончики пальцев и проявляющие столько же внимания к каждому ее шагу, как церковный служка к престарелому священнику. Несколько служанок, важно идущих сзади, лакей, расталкивающий толпу, и другой, старательно убирающий любой прутик или листок с ее пути, ее медленная и болезненная походка хатимондзи, ее остановившийся наполовину высокомерный, наполовину застенчивый взгляд, направленный вперед, густая молчаливая толпа, религиозное содержание этой порочной церемонии составляют отголоски фаллического церемониала — стойкость Приапа, — все для того, чтобы сделать зрелище уникальным и неповторимым, чтобы его не с чем было сравнить».