Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Миссис Сэнфорд. Мистер Сэнфорд. Мистер Сэнфорд. По крайней мере никаких затруднений с именами…
Из тени выступила еще одна фигура.
— Я — мистер Тримбл. Не Сэнфорд.
Блэз понял, что его снова переиграли. Он вежливо поздоровался с Тримблом, и все пятеро сели за круглый стол; стюард принес бутылку шампанского в знак любезности хозяина судна. Блэз обратил внимание на урну, привинченную к полу возле каждого стула. Интересно, как их опорожняют? И что будет, если струя табачной жвачки изменит траекторию из-за качки судна? Он попытался вспомнить выученный в школе закон физики, но ничего не вспомнил. Галилей на Пизанской башне. Плевок на палубе. Пока эти дикие мысли о плевательницах крутились в его голове, Сэнфорд и Хаутлинг раскладывали на столе бумаги, а Каролина и Тримбл заговорщически перешептывались. Блэз думал, что будет испытывать подъем, но чувствовал лишь усталость и раздражение, ему стало душно и жарко. Со стороны оппонента начал Сэнфорд.
— У вас была возможность ознакомиться с финансовым положением «Трибюн»?..
— Да. — Хаутлинг посмотрел на Блэза. Тот смотрел на Каролину, которая разглядывала свой бокал с шампанским. Он подумал о другом бокале шампанского, о мертвом Деле на тротуаре в Нью-Хейвене. — Да, — повторил Хаутлинг, — все в порядке, если верить моему бухгалтеру. Боюсь, я не могу ничего ни прибавить, ни убавить. Но он работает со мной тридцать лет и отменно проделывает оба этих действия, что подтверждают знающие люди. Он говорит, что все в порядке, — значит, все в порядке. Теперь, — Хаутлинг нахмурился и улыбнулся одновременно, — мы готовы заплатить за пятьдесят процентов акций…
— К продаже предлагаются не пятьдесят процентов акций, а сорок восемь, — сказала Каролина; ее муж-адвокат молчал.
Пот струйкой побежал по левому боку Блэза, вызвав неприятное жжение.
— Мы пришли с тобой к соглашению о разделе пятьдесят на пятьдесят. — Он посмотрел на Каролину, она смотрела на брата невинными глазами.
— Верно. Так оно и есть, — сказала она. — Я продам тебе сорок восемь процентов акций, оставив себе тоже сорок восемь процентов. Это и есть пятьдесят на пятьдесят. Как мы и договорились, у нас будет одинаковое количество акций.
— Кому принадлежат остающиеся четыре процента? — спросил Хаутлинг; доброжелательная ухмылка на его лице сменилась зловещей улыбкой.
— Мистер Хаутлинг нас обманул! — сказала Каролина с присущим ей обаянием. — Он молниеносно складывает и вычитает…
— Мне принадлежат четыре процента акций, — сказал Тримбл, обратив на Блэза свои голубые глаза, заслужившие бы одобрение Брисбейна. — Миссис Сэнфорд решила меня премировать, когда газета начала приносить прибыль. Я предпочел получить премию в виде акций.
— Но я полагал… — начал Хаутлинг.
— Я полагал, что это стандартная ситуация, — сказал Джон Сэнфорд. Сам Сэнфорд торжествующе стандартен, подумал Блэз. — Сестра продает брату половину принадлежащих ей акций за сто пятьдесят шесть тысяч долларов. Это и значит пятьдесят на пятьдесят…
— Я понимал это иначе. — Блэз подумывал, не прекратить ли всю эту игру раз и навсегда.
Хаутлинг постучал пальцами по кипе документов.
— Здесь не упоминается, если верить моему бухгалтеру, никакой иной владелец, кроме миссис Сэнфорд, единственной владелицы.
— Вы можете обнаружить упоминание принадлежащих мистеру Тримблу акций в пятом разделе аудиторского заключения, — заметил Сэнфорд равнодушным тоном, хотя на кону стояла его жизнь. Он казался Блэзу столь же загадочным, как и Каролина, загадочность которой заключалась в том, что она оставалась самой собой, вознамерившись получить то, что ей было нужно, не чрезмерно огорчая при этом жертву, а именно жертвой он себя сейчас ощущал. Конечно, она его дезориентировала с самого начала. В коварстве ей не откажешь.
— Мы с самого начала действовали в духе полного доверия, — сказал Хаутлинг.
— Уж не хотите ли вы сказать, что мы действовали из иных побуждений? — сказал Сэнфорд.
— Именно так. У моего клиента сложилось впечатление, как и у меня, кстати, что он получит половину акций «Трибюн». Вместо этого, если говорить откровенно, он становится младшим акционером, которого миссис Сэнфорд и мистер Тримбл в любой момент могут переголосовать, если решат действовать совместно.
— Что они не преминут сделать. — Блэз встал. — Я не вижу смысла продолжать все это. — Он посмотрел на Каролину; она улыбнулась и промолчала.
— Жаль, если произошло недоразумение. — В голосе Сэнфорда не слышалось сожаления.
— Недоразумения неизбежны, — сказала вдруг Каролина. — Это, кстати, наша специальность. Фамильная черта. То, что одному кажется единицей, другой называет семеркой.
Блэз с трудом сдержал гнев, кровь бросилась ему в лицо, затем внезапно наступила слабость. Он с трудом опустился на стул. Каролина держалась так, словно ничего неприятного сказано не было.
— Если ты не собираешься покупать, я пойду к мистеру Херсту, который завтра снова станет газетным издателем, или к мистеру Маклину.
Это был блеф. Блэз знал, что у Шефа нет свободных денег (он истратил почти два миллиона долларов на выдвижение своей кандидатуры), а Джон Маклин уже отказал Каролине.
— Я покупаю сорок восемь процентов акций по обговоренной цене. — Собственный голос казался Блэзу чужим, доносящимся откуда-то издалека. Все-таки это было самое ответственное решение из всех, какие он когда-либо принимал.
— Я обращаю ваше внимание, мистер Хаутлинг, на обязательства вашего клиента и моего клиента, — Джон говорил корректно и сухо, — что в случае продажи этих акций в будущем они должны быть сначала предложены партнеру…
— Да, да, конечно. — Хаутлинг положил бумаги перед Каролиной и позвал стюарда. — Пригласите капитана или первого помощника, чтобы удостоверить подписи.
Они молча ждали, под потолком слегка покачивалась бронзовая лампа. Спустились двое в морской форме. Первой подписала Каролина. Блэз подписал вторым. За ними расписались моряки. Хаутлинг попросил принести еще шампанского.
— Где мой чек? — спросила Каролина.
Хаутлинг рассмеялся и протянул Каролине подписанный Блэзом чек. Блэз следил за