Башни, зубцы, статуи смотрели с вершины отрога, огромная каменная женщина сидела, закутанная в платок, высоко над бездною. Ни в одном другом месте солнце не играет так капризно и так очаровательно, как на изломах крымских скал. По всей России нет, наверное, мест не только таких же ослепительно красивых, но и заставляющих ощутить величие гор. Кавказ или Саяны, Алтай — все они больше и выше, но там нет такого ощущения массы и высоты, как на южном побережье Крыма, где миллионы тонн гранита стекают прямо в море.

А стоит отвернуться — и на тебя давят уже Ай-Петри и соседние вершины. Они выглядят оттого особенно большими, что перед глазами весь подъём, от пяток до макушки, от глубокой зелёной долины возле берега до резных пиков, купающихся в холодной синеве неба. Лес на склонах густой и яркий, с самыми настоящими красивыми природными беседками, группами, альковами, но не созданными человеком, а из стволов и ветвей. Куда ни взгляни — увидишь чего-нибудь новое, оригинальное. Так и хочется бросить всё и шагнуть в этот лес на склонах, в его пахучие и цветущие объятия. Отыскать и посидеть на самых настоящих друидических камнях, убранных, как бархатом, зелёным мхом — но вот только никогда этих камней не касалась рука человека. Субтропический лес, глядящий на тебя своими чёрными нишами, полными сырости, краснеющий гроздями теребинта и ягодами кизила. Иногда кажется, что не меньше четверти десятины покрыто ветвями всего-то одного дерева, а ты недоумеваешь — какою силою держатся эти сучья, сами толщиною с хорошее дерево где-нибудь под Москвой…

— Девушка, ну что вы делаете! Вы же сейчас свою картину загубите!

Резко выпав из благостной неги и открыв глаза, Михаил обнаружил рядом с Машей высокую сухопарую фигуру сурового старика в твидовом костюме. Гневным взглядом из-под ершистых плавников бровей он смотрел на картину. Дальше схватил одну из кисточек и принялся вносить прямо на лист исправления.

— Илья Ефимович, нельзя же так, вы людей напугаете, — раздалось мелодичное сопрано.

Принадлежало оно девушке примерно на год старше Михаила. Лет где-то девятнадцать, с натяжкой может быть двадцать. Стоило признать — довольно привлекательной, с гладкой падающей на спину волной русых волос. Несмотря на вроде бы осуждающий тон, взгляд спокойно-весёлых серых глаз, скорее смеялся. Кстати, хотя одета девушка была в свободный летний сарафан, Михаил подумал, что фигурка у неё очень даже стройная, со всеми положенными приятными женскими округлостями. Низ тропы просматривался далеко, потому гости явно шли сверху, вдобавок только что вышли из-за поворота. Ага, и на плече у девушки широкая сумка-планшет для пленэра. Тоже художники?

— Можно и нужно, Оленька. Вот, посмотри. Это именно то, чего я от тебя добиваюсь уже вторую неделю. Ах да, извините, не представился. Илья Ефимович Брасиков, это моя ученица, Оля. Мы тоже решили, что здесь подходящие виды и погода сегодня идеальная.

— Скажете ещё, Илья Ефимович. Какая из меня ученица?

Что интересно, тон у гостьи был весёлый, однако с нотками грусти.

— Если я взялся учить — значит, ученица, и без споров. Так, значит, молодой человек, как вас?

— Михаил Тёмников, это моя сестра Мария, — растерялся от напора и довольно эксцентричного поведения Михаил, как раз успевший встать и отряхнуть мусор с одежды.

— Так. Машенька, композицию вы слегка завалили, но это ещё вполне поправимо. Так, Михаил, Оленька. Встаньте вон туда и постойте рядом, — не допускающим возражений тоном скомандовал старик. — Будете недостающим элементом. А вам, Машенька, я сейчас объясню, и вы попробуете исправить.

Фамилия Михаилу не говорила ровно ничего, но сестра, услышав кто перед ними, с чего-то смотрела на этого Илью Ефимовича как истово верующий язычник, до которого снизошло с небес его божество. Потому Михаил подчинился и встал рядом с гостьей туда, куда указал её учитель.

— Вы извините Илью Ефимовича. Он, вообще-то, преподавать не любит и отказывается всё время, это он со мной намучился. Вот увидев действительно способного человека и обрадовался. Он учеников редко берёт, но если уж за кого взялся — то всё, как в омут с головой, ничего вокруг больше не видит.

— Да мне всё равно, но раз сестре нравится — мне не жалко. Какая разница с какой точки на гору смотреть.

— На гору? — удивилась девушка. — Зачем?

— Ну… если честно, пока просто планирую. Пока мы здесь, всё хочу по склону попробовать пешком подняться. Рюкзак, две ноги и ничего больше, — пришла очередь смущаться Михаила. — Как только найду хоть кого себе в компанию.

— Завидую, — вздохнула девушка. Но при этом глаза засмеялись, мол, ага, я тебе понравилась — и ты с ходу решил делать намёки. — А про компанию вы, Михаил, потому что…

— Потому что хотя и несложный лес, но дикий, и горы пускай и невысокие, всё равно горы, — отрезал Михаил, сразу решив ответно намекнуть: Оля хотя и симпатичная девушка, но вот так с ходу воспылать страстью и начать ухаживать — не в дамском романе. — Правило безопасности в таких местах идти минимум вдвоём. Я предпочитаю в спутники какого-нибудь мужика, желательно физически крепкого и в идеале из местных. Впрочем, последнее маловероятно, местные туда не ходят.

— Всё равно завидую, — повторила Оля и вздохнула. Похоже, сильно на душе наболело, а Михаил донельзя удачно подвернулся. Да и наставник в кои-то веки занят. — Не горам, а тому, что вы сюда отдыхать приехали. А я всё лето вместе с Ильёй Ефимовичем по Крыму езжу и рисую, хотя и он уже устал, и со мной измучился.

— Зачем? Если неинтересно?

— Надо, — Оля снова вздохнула. — У меня дар — магия света. А Илья Ефимович согласился исключительно по просьбе папеньки, они в молодости дружны были.

Тут раздался голос Брасикова:

— Маша, вы умница. Сразу меня поняли. Оля, иди сюда и смотри. Видишь, чего я от тебя хотел добиться?

— Ну… Не уверена.

— Так. Маша, вы правы, большой мольберт намного удобнее. Так, Оля, берёшь лист, становишься сюда и рисуешь. Михаил, встаньте на то же место, чтобы